— Ну как оно, сынок? Когда обосрешься и стыдно посмотреть в глаза.

— Я…

— Ну ладно-ладно, сам знаю. Если хочешь, и я тоже прошляпил. Бедный студент, их приезжают тысячи из этих промышленных поселков. Кто их считать будет? А оказалось вот как.

Оказалось… Полицейский и сейчас ощущал в животе трепет, стоило вспомнить зал суда. И крик бьется о стены — словно залетевшая птица. Темный, шершавый, мокрый запах. Кто-то приподнял крышку ведущего в бездну колодца — и сразу опустил.

— Как… оказалось? — хрипло спросил Алеш. — Вы так говорите… как будто знаете, в чем дело. Как будто кто-то знает! Да никто, слышите, никто…

— Слышу. Слышу, — Вит положил обе ладони на стол. — Не кипятись. Никто не знает, это я понял. Согласен. Так вот выясняй.

В кабинете повисла тишина.

Он долго, очень долго сидел с закрытыми глазами. А в зале суда так холодно!.. Все вокруг бегали, спорили — всем было не до того, а он сидел и потому все чувствовал. Казалось, если откроет глаза — увидит голубовато-сизый морозный дым. Холод щипал пальцы и проникал в рот. Сама темнота за закрытыми веками стала знобкой, черной и прозрачной.

Вит хочет выяснить об этом?

— Да-да, конечно. Я знаю, что ты думаешь! — между тем, говорил полковник.

Этот всегда все знает.

— Где видано, чтоб люди растворялись в воздухе? — Вит тряхнул головой, щеки у него горели. — Какие есть предположения? Скажем, соседские спецслужбы. Понятно, нам это не по чину, у нас тут уличная преступность, а не Служба безопасности. Ну а кто займется? Нет, ты скажи? Боровы из «эсбэ»? Так они заняты, все сидят на потоках. Стелика у тебя отберут, это ясен пень. Ну а мы, глядишь, волну разгоним. Чтоб не замяли. Понял? Нам не результат нужен, а только начать. И так, чтоб о твоем Стелике знала каждая бабка у подъезда. Чтоб парикмахерша моя обсуждала! Чтоб просто «занести» было нельзя.

Полминуты они молчали.

Спецслужбы. Пфф! Спецслужбы не пахнут тьмой, и сыростью, и каменной пылью. Алеш не хотел больше слышать, не хотел знать, что там еще надумал полковник. Наконец, Вит спросил:

— Ну? Понял теперь?

Желтая лампа залила комнату тусклым мигающим светом.

— Понял.

— А понял так иди. Мне нужно все, слышишь? Девка у Стелика была? Была!

— Мы с нею гово…

— Так поговори еще раз! Пошли своего Ришо в университет. Где-то же он числился? Я что, учить тебя должен? Мне нужно все!

— Так точно, господин полковник!

— Вот так-то. Иди, меч правосудия. И торопись, скоро дело отберут.

Когда Алеш вышел, Ришо от нетерпения приплясывал в коридоре. «Копать под парня, который исчез на глазах у сотни свидетелей… — думал полицейский. — Нет, это не самое поганое. Есть вещи хуже. Куда хуже».

Например, если он что-нибудь найдет.

Когда все стихло, Алеш открыл глаза. В зале суда было темно, и что-то тихо потрескивало, как будто лед. Подошвы его липли к паркету, пахло пылью. Алеш пробирался меж лежащими повсюду телами. Трудно было отличить зрителей от охранников, охранников от журналистов: неподвижные, в неестественных позах — все стали на одно лицо. Полицейский тихонько переступал через руки и головы.

Он нипочем бы не нашел Ивку, если бы не красная сумочка. Девушка сжала ее побелевшими пальцами, в самом начале заседания — да так и цеплялась за нее до самой смерти.

Она казалась даже легче сына — а в последний раз Алеш брал пацана на руки лет пять назад. Ему сделалось дурно. Подсудимый, потерпевший… к чему эта возня, если он не защитил девушку? Зачем они вообще сидят в серой коробке на Гавра Лубвы, 4, спорят, перекладывают бумаги, если главное — он не защитил девушку!

Он нес Ивку пустыми коридорами и слышал: во мраке за стенами звенит, гудит отвратительный рев и нарастает с каждым шагом.