Юрий Никитин. Князь Владимир
Гиперборея - 3
Книга первая
Пролог
В крохотную каморку челядной шагнул высокий молодой воин. Лицо его было смуглое, хищное, голова чисто выбрита, лишь с макушки свисал длинный
клок пышных темно-русых волос. В левом ухе блистала серьга с рубином, смуглое лицо было худым, настороженным, с выпирающими острыми скулами.
Даже здесь, в своем тереме, он двигался как волк в лесу: настороженно, бесшумно, готовый внезапно оскалить зубы. Пальцы его крупных мускулистых
рук никогда не удалялись от короткого меча на бедре и кинжала на поясе.
Железный шлем держал на локте левой руки, рубашка из железных колец плотно обтягивала широкие плечи. Он был в облегающих ноги кожаных портках
и высоких сапогах для верховой езды.
Вместе с ним в тесное помещение ворвались тревожащие запахи конского пота, степных трав, пожаров и крови. Женщина, что лежала скорчившись на
широкой дубовой лавке, повернула к нему измученное худое лицо. С воином пришел запах гари, словно бы стены раздвинулись. И огромная враждебная
Степь ворвалась в тесную комнатку. И даже слышались крики заклятых врагов — хазар, савинов...
— Уже? — спросил он требовательно.
— Сын, ответила она едва слышно.
Ее губы были бледными, она пыталась облизнуть их, язык царапался о сухое небо. У правого бока лежал завернутый в лохмотья ребенок с красным
сморщенным личиком.
Воин поморщился:
— Чего такой красный? Урод какой-то.
Она прошептала слабо:
— Он будет красивым... все дети являются на свет такими... Дай ему имя, княжич.
Воин, которого она назвала княжичем, поморщился, оглянулся. Словно спрашивая самого себя, почему он стоит здесь в темном чулане, где нельзя
дышать от запахов грязного белья и вони от близкого свинарника. Из-за его плеча выглянули и торопливо исчезли, как испуганные мыши, стряпухи.
Молодой княжич грозен, свиреп, часто неистов. Под его горячую руку попасть — можно потерять и голову.
— Имя?.. Гм... Он был зачат в степи. Так пусть же будет Степаном!
Женщина вскрикнула, протянула к нему дрожащие руки:
— Нет... Степь — это кровь, набеги, пожары, полон... А у него должно быть имя... самое лучшее на свете...
— Тогда Костей! Чтобы стал крепким, как кость. И пусть будет врагам нашим костью в горле. Отец говорил, что Костяным звали его дальнего
родственника Зигфрида.
— И это как-то грубо... Он же у меня первенький! Может быть, Назар? Ведь он на заре родился...
— Не по-мужски. Лучше Сила, Силантий, Стоян...
— А Наум? Чтобы был самым умненьким?
Воин сказал с раздражением:
— Водан, Рюрик, Потык — вот имена для воина! А то еще Ульяном назови, чтобы пчел приманивал, или Филей-Филипом, чтобы мыши боялись!.. Ладно,
не реви. Ишь, посматривает, волчонок... Он останется рыжим или потемнеет?.. Давай так и назовем: рыжий волк, а? Рудой волк! Рудольф?
— Волк — это страшно,сказала она несмело и заплакала.
Воин нависал сверху, молодой, но уже огромный и хищный, в запавших глазах блистали искры. Лицо с резко очерченными чертами выражало
сдержанное недовольство. Он уже жалел, что пришел в каморку для низшей челяди. Мало ли, что когда-то во хмелю подгреб под себя эту девку, надо
признаться, красивую, но когда вернулся из похода в Киев, было не до нее.
|
