Изменить размер шрифта - +
Правда, еще большую дань ежегодно выплачивает Константинополь Киеву,

чтобы избежать разрушительных походов славянских, а ныне русских войск на империю и сам Царьград.
   Закрепиться варягам удалось в Британии, Франции, Италии, но не на Руси. Там охотно нанимают их отряды, щедро платят, но в мирное время не

держат. Более того, изгоняют. Аскольд, этот прямой потомок древнейших сколотских царей — если волхвы не брешут — нанимал варягов для похода на

Царьград, князь Игорь посылал за море за варягами... Правда, киевские князья нанимали для боя или охраны своих границ и диких печенегов, но для

честного землепашца все едино: грабитель-варяг или грабитель-печенег.
   
   
   По дороге от моря заблудился, попал в тупик между скал. Измученный, он хотел опуститься на камни и будь что будет, лучше умереть здесь, как

вдруг в вое северного ветра услышал далекий зов боевой трубы. Скорее всего это звучал охотничий рог, но ему упрямо чудился призыв медной трубы.

Со стоном он поднялся, ухватился за край выступа, подтянулся, встал ногами, снова нащупал едва заметные выступы, пополз как ящерица наверх.

Измученное тело одеревенело, но пока звучала труба, он чувствовал, как в его теле живут небесные силы, посланные богами, и эти силы не дают ему

распустить слюни как простому смертному.
   Когда голова наконец поднялась над краем, он увидел далеко внизу замкнутую отвесными стенами долину. Два десятка крохотных домиков из серых

глыб, а также дом конунга, похожий на отесанную со всех сторон гору, мрачный и угрюмый, обнесенный высоким забором. У каждого свиона дом —

маленькая крепость, никто не защищен от кровной мести, что обрушится на тебя нежданно-негаданно: кто-то где-то из твоей родни убил кого-то из

его родни, теперь придут и убьют тебя и твою семью, но на кресло конунга посматривают еще и мятежные ярлы, а всякий ярл становится мятежником,

когда видит так близко богатство и власть!
   Божественная сила покинула тело, он ощутил себя опустошенной оболочкой. Но теперь и без тропинки видел куда спускаться, а ледяной ветер

остался грызть камни наверху. От домов его заметили, в его сторону побежали ребятишки. Вышли мужчины — все рослые, крепкие в кости, иным в этом

краю не выжить, но одетые бедно. Так не одевались на Руси даже обельные холопы и рабы.
   — Я с миром,объявил Владимир хриплым голосом.Я гость Эгиля Тригвасона!
   Его рассматривали без враждебности, но холодно и неприветливо. Никто не двигался, стояли как прибрежные скалы, провожали взглядами светлых,

как вода у берега, или с недоброй голубизной глаз.
   
   
   Владимира встретили в сенях стражи, не удивились, и он вспомнил горластых ромеев, что тут же наполнили бы весь двор восклицаниями,

расспросами, теребили бы, предлагали меняться одеждой, оружием, обувью, спрашивали бы как плыл, что видел, какие новые песни слышал...
   Кто-то пошел искать конунга, а ему велели ждать в большом зале. Он опустился на лавку у стены, с наслаждением вытянул гудящие ноги. Сладкая

усталость охватила все тело. В двери с двух сторон входили крепкие белокурые молодцы, играли могучими мускулами, врывались крупные лохматые псы.

Рычали враждебно, но Владимир не двигался, и пcы о нем быстро забывали. Но не люди.
   Появлялись молодые женщины, жены или дочери конунга, откровенно глазели на гостя. Весть про сбежавшего князька из Хольмграда, везде распри,

распространяется быстро. Владимир видел, как иные здоровяки с голодными глазами уже хищно потирают руки, любовно хлопают по рукоятям боевых

топоров.
Быстрый переход