Брюс подумал о парижанах, устремляющихся в Бретань или в Нормандию, в деревушки, где люди ходят к мессе, или в бистро на углу, или и туда и туда, чтобы повидаться с приятелями. А может, это просто игра воображения, вызванная тоской по прошлому? Хотелось ли ему удрать из Парижа на природу? Нет. Ему не хочется ни от чего бежать, даже если утром, вставая с постели, он ощущает, что не выспался. Ему хотелось просто насладиться этими мгновениями тишины. Маленький, он играл в саду, в скромном саду своего деда, сталевара в Лотарингии, и там узнал, что бывают моменты, когда время замедляет свой ход.
В шелесте ветерка Брюсу почудилось что‑то морское, он услышал пение птиц и множество других звуков, разносящихся над всей этой французской безмятежностью, которая однажды, быть может, исчезнет навсегда. Услыхав легкий скрип, он вытянул шею. Впереди он увидел появляющиеся и исчезающие через равные промежутки времени чьи‑то ноги в черных туфлях и серых трикотажных брюках. Ноги двигались в такт биению колокола.
Брюс перемахнул через кованые ворота, сработавшая сигнализация разбила вдребезги его тоску по прошлому и заставила улетучиться посторонние мысли. Он направился туда, где несколько мгновений назад видел мелькание чьих‑то ног.
Дани Лепек смотрела на Брюса с тем же благожелательным спокойствием, какое исходило от нее во время их первого разговора с глазу на глаз в «Корониде», в холле возле лифта. На ней был шикарный тренировочный костюм, фиолетовая лента вокруг головы поддерживала ее густые черные волосы. Щеки раскраснелись от усилий. Брюс застал ее в тот момент, когда она, держась за железную перекладину, делала вращательные движения ногами. Остановившись, она сообщила ему таким тоном, словно продолжала прерванный пару минут назад разговор, что когда‑то была неплохой гимнасткой и даже участвовала в отборочных соревнованиях за право выступать в составе сборной Франции на Олимпийских играх. Чтобы попасть в сборную, ей не хватило совсем чуть‑чуть. Минуту спустя Брюс уже пил яблочный сок в светлой кухне, широкое окно которой выходило в сад. Дани Лепек предпочла томатный сок.
‑ Вашего мужа нет дома?
‑ Жюстен еще спит. Он столько работал всю эту неделю.
‑ А вы?
‑ Что я? Работаю ли я?
‑ Да.
‑ Нет, не работаю.
‑ Не работаете?
‑ У меня никогда не было нужды работать.
Брюс покачал головой и добавил:
‑ А Хельмут Ньютон, я подумал…
‑ Я позировала для него всего два или три раза. Но снимки так никогда и не были опубликованы. Быть моделью неизвестно для кого ‑ это меня не занимало. И потом, я очень рано вышла замуж. Жюстен был богат. Впрочем, он и теперь не беден. Он из состоятельной семьи.
‑ Очень рано ‑ это как?
‑ В двадцать три года.
‑ Ну, не так уж это рано.
‑ В семидесятые годы считалось рано. В то время брак рассматривали как институт устаревший. Женились только после того, как хорошенько нагуляются и приобретут немалый опыт, в особенности сексуальный. А потом, если и вступали в брак, то скорее по материальным соображениям. По крайней мере, считалось хорошим тоном так говорить.
‑ А вы, по каким соображениям вы…
‑ Я вышла замуж, потому что была влюблена в Жюстена и потому, что он меня об этом попросил.
‑ Оригинально.
‑ Повторяю, в ту пору это было действительно оригинально. Хотите еще яблочного соку?
‑ Нет, спасибо.
‑ Я думаю, что Жюстен проспит еще долго. По субботам нередко…
‑ Вы очаровательны, мадам Лепек, и откровенны. И поэтому я тоже буду с вами откровенен.
‑ Давайте.
‑ Мне сказали, что ваш муж и вы посещали клубы любителей группового секса.
Она улыбнулась:
‑ Я полагаю, это не преступление.
‑ Нет, конечно.
‑ Тем более что желание уже угасло. |