Тории вспыхивают, слепя глаза.

Меня сносит на землю. Щеку больно расцарапывает попавшийся камень. Кэцу кричит от боли. Рядом раздается чей-то хриплый стон.

Ичиго? Мама? Папа?

А потом накрывает меня.

Словно кто-то опрокидывает сверху таз с кипятком. Крик застревает в горле. Все мышцы выкручивает, кровь шумит в ушах, я не понимаю, где верх, а где низ. Все потому, что рёку бешеным потоком вытекает из тела и несется к открывшемуся проходу в тории.

Из горла рвется крик.

Я теряю жизненную силу, я теряю свою рёку, которая может никогда не вернуться. Ужас затапливает с ног до головы. На задний план отступает даже боль. Нет! Не хочу так! Не хочу жить калекой! Нет!

Ветер становится ураганом. Поднимает с земли листья, деревья и камни. Подхватывает меня ледяными руками, кружит в безумном танце. Я зажмуриваюсь, чтобы не сойти с ума.

– Не хочу, не хочу, не хочу, – шепчу, будто мантру, зная, что меня никто не услышит.

Но это единственное, что сейчас можно сделать, чтобы хоть как-то удержать ускользающее сознание. Почему-то кажется, что это безумно важно. Если я продержусь, то станет легче.

Что-то обжигает губу, словно хлестнули плетью. Во рту появляется солоноватый привкус крови.

Взор начинает застилать туман, тело отказывается подчиняться.

В какой-то момент появляется ощущение, что кто-то стоит совсем рядом и наблюдает со стороны.

– Не хочу! – кричу я что есть сил. – Клан Шенгай жив!

Ветер будто замирает, удивившись моей дерзости.

Со всех сторон окутывает холодом, будто в один миг разверзлась Белая Бесконечность – место кары для всех, кого решили наказать боги – и поглощает меня полностью.

Где-то на краю сознания звенит смех – странный и нечеловеческий. Исчезают зрение, слух, возможность чувствовать.

Хочется орать от ужаса, но у меня больше нет рта.

А потом я становлюсь пылающей звездой и разлетаюсь на осколки. Но последняя мысль все равно никуда не девается.

Клан. Шенгай. Жив.

Снова звенит смех. Докажи это, Аска. Пусть будет по-твоему. Докажи, что…

Клан Шенгай жив.

* * *

Видение рассеялось в один миг.

Я по-прежнему стояла перед почерневшими деревьями и красным светом, который был до ужаса похож на тот, что пронесся перед внутренним взором из воспоминаний Аски. Я посмотрела на рукоять-кобру, ее глаза вспыхнули. Провела пальцами по лезвию, чувствуя жар, растекающийся по венам.

Заговоренный кайкэн Ямато Шенгая, который был не просто главой, а посвященным шаманом клана. А значит, мог взывать кровью к богам и цуми.

Не знаю, было ли еще что-то, кроме того, что он послал обращение Плетунье, но то, что оно сработало, – не вызывало сомнений. Я сейчас здесь. Пусть без памяти о прошлой жизни и личности, но все равно здесь.

Почему у деда был кайкэн с коброй? Как он оказался в лавке мастера Нодзу? Вопросов много – ответов нет.

Я сделала глубокий вдох. Бешенство будто рассеялось мелкой моросью, осело на землю. Мозг соображал кристально ясно. Нельзя терять время – нужно действовать. Но при этом надо знать, как именно действовать.

Незнакомый голос продолжал читать то ли заклинание, то ли молитву. Тоже что-то шаманское. Тоже что-то такое, что должно призвать богов. Память будто услужливо открылась именно в тот момент, когда это было нужно, чтобы я поняла: такое уже было.

Что ж… У меня есть родовой кайкэн и вакидзаси, в котором отражается луна. А еще понимание, что ни с чем уходить нельзя. Пока я вернусь за помощью, эта сволочь уйдет.

Я не могла четко объяснить, почему так решила, но интуиция буквально кричала, что ни шагу назад, иначе – всё.

К тому же где-то там цуми, который нападал на меня и моих подруг.