Раз надо пролететь над землей, то пролечу. Все границы в голове словно кто-то стер взмахом руки. Руки, между пальцев которой спицы, а под кожу впиваются бесконечные нити.

Цуми практически скрылся за деревьями, но они становились реже, значит далеко не уйдет.

Я на бегу вычертила кандзи «Проход». Черты мелькали перед глазами, складываясь в идеальный иероглиф, тут же наливались рёку. Меня кинуло вправо, словно подсказывая, куда надо бежать. В стороне остался овраг, в котором можно было сломать шею.

Я перепрыгнула поваленное дерево. Из-под ног вылетали фиолетовые искры-молнии.

Клан Шенгай играет в грозы…

Впереди кто-то завыл.

Ветвь больно хлестнула по макушке. Я споткнулась и снизила скорость. Сердце колотилось как безумное, готовое выскочить из груди в любой момент. Дышать. Успокоиться. Только дышать.

Я прислушалась: кто-то читал заклинания. Голос ровный, низкий, певучий. Каждое слово – песня, молитва и проклятие. Одновременно бесконечно прекрасное и мерзкое до дрожи.

Колдун. Колдун, взывающий к темноте.

Между деревьями полыхнуло красным светом, будто кто-то зажег огромный костер.

Небо над головой разверзлось алой пастью. Громыхнуло так, что заложило уши. Я выхватила кайкэн.

Глаза кобры засверкали аметистами, метнули молнии, рассекающие тьму. По моей руке пронесся жар.

Клан Шенгай играет в грозы…

Возврата нет.

Я шагнула вперед.

Глава 5

…Красный дым всюду.

Он толчками выходит из каменного колодца, застилает все вокруг, плотной завесой окутывает с ног до головы, не давая дышать.

Голос деда звучит звонко и страшно.

Кажется, если я сделаю хоть шаг в сторону, то все исчезнет, и меня вышвырнет в бескрайнюю ночь и холод, откуда никогда не выйти.

Рядом дрожит Кэцу. Младший братишка не понимает, зачем его выдернули из постели в такое время. Иногда он бросает на меня вопросительные взгляды, но ничего не спрашивает. Рёку, которой пропитано все вокруг, давит на плечи, сковывает движения, не дает спокойно думать.

Ичиго стоит на пару шагов перед нами. Его спина прямая, как струна, черные волосы струятся по белому шелку одежд. Он не оборачивается, будто не рискует даже взглянуть на нас.

Мы все в белом. Это не цвет клана Шенгай. И не цвет Плетуньи, которая отдает предпочтение синему и красному, как мясо на бойне.

Я вижу сквозь клубы тумана тории. Сейчас они светятся фиолетовым светом, наполненные рёку клана под завязку.

Голос деда набирает силу. Слов не разобрать, но от каждого звука я вздрагиваю. Ямато Шенгай, глава клана и шаман, взывает к Плетунье, предлагая то, что даже боги не всегда соглашаются брать.

Он чертит заговоренным кайкэном на сырой земле кандзи за кандзи. По его пальцам стекает кровь из разрезанной ладони. Рёку вытекает вместе с кровью, поэтому туман красный, а не фиолетовый. Рукоять-кобра кайкэна переливается лунным серебром. Ее капюшон раздувается, глаза сверкают, как проклятые аметисты, а раздвоенный язык то и дело выскальзывает из пасти. И вокруг разливается такое шипение, что кажется, нас окружили сотни змей.

Дед отдает рёку всей семьи Плетуньи взамен на… сон.

Сон ровно до того момента, когда придет время, чтобы всем проснуться. Часть собранной силы богиня вернет тому, кого посчитает самым достойным. Тому, кто сумеет возродить клан и вернуть ему былое величие. А еще укрепить статус Плетуньи в Тайоганори.

Ветер не дает дышать. Треплет волосы и одежду. Мне хочется убрать лезущую в глаза челку, которую по дури своей решила отрастить, но вышло еще хуже, в итоге резко отрезала сама, после чего наша нянька охала и ахала. Как же так, юная госпожа? Что же вы с собой сделали, юная госпожа? Гордиться нечем, но на тот момент я считала, что иного выхода нет…

Мое горло сдавливает тисками.