Джейм покачал головой.

– Нет, вовсе нет. Меня беспокоит только то, что ты ввязался в это дело, толком не представляя, на что идешь.

– Мне двадцать один год, Джейм…

– И ты всю свою жизнь прожил в небольшом городке в приграничном мире. Согласись, Джонни, ты отлично вписывался в его жизнь, но там тебе придется столкнуться сразу с тремя реальностями, которые тебе не известны: с самим обществом Доминиона, Армией и, наконец, войной. Не слишком ли большой набор?

Джонни вздохнул. Исходи эти слова от кого‑либо еще, он встретил бы их в штыки. Но Джейм обладал врожденной способностью понимать людей, и Джонни уже давно привык безоговорочно доверять его мнению.

– Единственной альтернативой встрече с этими неизвестными реальностями является сидение в стенах моей комнаты всю жизнь, – сказал он.

– Я знаю, поэтому у меня нет для тебя сколько‑нибудь значительных предложений, – безнадежно махнул рукой Джейм.

– Похоже, я просто хотел убедиться, что ты уезжаешь отсюда, хорошо представляя себе, на что идешь.

– Что ж, спасибо.

– Джонни медленным взглядом обвел комнату, замечая то, что за долгие годы перестал замечать. Только теперь, почти неделю спустя после своего решения идти в армию, он начал понимать, что на самом деле оставляет все это. Возможно, что навсегда.

– Ты думаешь, что Элис хотела бы увидеться со мной, да? – спросил он, устремив взгляд на Джейма.

Тот кивнул.

– Я уверен, что она стала бы чувствовать себя гораздо лучше. Кроме того… – он заколебался. – Возможно, это тебе покажется глупым, но я считаю, что чем больше связей у тебя останется здесь, в Сидер Лейк, тем легче будет тебе следовать своим нормам поведения там.

Джонни фыркнул.

– Ты имеешь в виду – в условиях разложения и упадка больших миров? Брось, Джейми, ты ведь не считаешь в самом деле, что искушенность означает порочность, правда?

– Конечно нет, но кто‑нибудь тебе может попытаться внушить мысль, что порочность подразумевает искушенность.

Джонни сдался и махнул рукой.

– О'кей, ты снова за свое. Я предупреждал тебя раньше: как только ты начнешь сыпать афоризмами, я тотчас выхожу из спора. – Поднявшись, он взял из ящика комода кипу рубашек и положил их возле чемодана. – Послушай, для разнообразия помоги мне. Упакуй для меня это и мои кассеты, если не возражаешь.

– Конечно. – Джейм поднялся и криво улыбнулся брату. – Воспользуйся своим временем, чтобы отоспаться, у тебя будет достаточно возможностей и по дороге на Эскард.

Джонни нарочито сердито покачал головой.

– Только об одном в этом городе я не собираюсь скучать – это о моей домашней службе житейских советов.

Конечно же, это была ложь, и оба они знали об этом.

Прощание утром следующего дня в порту Горайзон‑Сити, как Джонни и ожидал, оказалось болезненным.

С горько‑сладким чувством облегчения он наблюдал за тем, как очертания города скрылись под крылом челнока, который отнесет его к лайнеру, ожидавшему на орбите. Никогда раньше не приходилось ему так надолго расставаться с семьей, с друзьями, с домом. Сейчас, пока небо, видимое в иллюминатор, из синего превращалось в черное, он размышлял, а не был ли Джейми прав в том, что слишком много стрессов обрушится на него в одно и то же время. Все же… в какой‑то степени ему казалось, что проще изменить все сразу, чем запихивать свою жизнь маленькими кусками в структуру, которая совершенно не годилась для этого. В памяти его всплыла древняя пословица о новом вине и старых мехах. Мораль ее, насколько он помнил, состояла в том, что человек, непоколебимый в своих правилах, не в состоянии воспринимать новое, стоящее выше его предыдущего опыта.