Он не ответил. Я взял его руку и начал машинально считать пульс. В отличие от первого опыта, когда пульса не было, а сердце билось аритмично и странно, теперь с пульсом, наполнением и ритмом было всё в порядке. Удары были мощные, правда, довольно редкие, не более сорока в минуту.

    Удостоверившись, что с сокамерником всё в порядке, я прилег на солому и попытался расслабиться. Оказывается, я всё-таки устал, но по-другому, чем раньше. Теперь у меня ныло всё тело, как бывает утром, после хорошей физической нагрузки.

    -  Ну, вот, теперь всё в полном порядке, - неожиданно сказал сосед.

    -  Прекрасно, - порадовался я за него, мне же самому остро захотелось движения и острых ощущений, - может быть, тогда двинем отсюда?!

    -  Сейчас выходить слишком рискованно. Давайте подождем более подходящего момента. Потом, мне нужно кое-что подытожить…

    Я вспомнил, что он хочет с кого-то востребовать должок. Мне казалось, что с моего следователя, но сам он не говорил, а я не счел возможным спрашивать.

    -  Это не совсем то, о чем вы думаете. Я значительно меньше, чем вы, завишу от эмоций.

    Кого он имеет в виду, меня одного или вообще людей, я не понял, но опять постеснялся уточнить. Вместо этого спросил:

    -  Это хорошо или плохо, не зависеть от эмоций?

    -  Не знаю, как кому нравится…

    Больше говорить вроде было не о чем, и мы надолго замолчали. Страдать за всё человечество, сильно претерпевшего от своей излишней эмоциональности, у меня тоже желания не было. Хотя примеров такой жертвенности было больше чем достаточно, и все грустные.

    -  Зато у нас было не такое динамичное развитие, - внезапно вмешался в мои размышления голос соседа. - Между вашим и этим временим, если я правильно понял, двести лет?

    Я кивнул в темноту.

    -  Это ведь крайне малый срок, а вы за него так далеко продвинулись…

    С этим трудно было не согласиться, но поговорить мы не успел, меня опять дернули на допрос.

    Весь ночной ритуал повторился снова, только теперь был день, и мне для чего-то завязали глаза. Я побрел на встречу с Сил Силычем, ведомый жесткой солдатской рукой. Глаза мне развязали только в пыточной камере, и опять на своем месте стоял палач в маске и красной рубахе, и так же неистовствовал толстый Полуэктович.

    Было видно, что ребята работают по одному сценарию, не очень утруждая себя разнообразием репертуара. Однако что-то у них не сработало, Полуэктович бесновался и угрожал, а Сил Силыч запаздывал спасти меня из рук озверевшего гиганта.

    Полуэктович устал кричать и стучать кулаками, начал повторяться и куража у него поубавилось. Теперь преимущество было на моей стороне. Офицер с пистолетом удалился, а у меня трепетало всё тело от желания устроить небольшую драку.

    Я уже сладострастно представил, как буду лупить своих палачей толстенной цепью, и едва не поддался соблазну.

    Чувствуя, что в этот раз ничего не получается, «плохой» следователь заскучал, сбавил темп, а потом и вовсе замолчал, не зная, что со мной дальше делать. Мы стояли друг против друга, ничего не предпринимая. Потом Кондратий Полуэктович вздохнул, смущенно улыбнулся и вызвал колокольчиком конвой.

    На обратном пути глаза мне не завязали, и я присмотрел, вероятно, не самый лучший, но гипотетически возможный путь на волю. В темноте, неожиданно, да при условии, что часовые не очень метко стреляют, в этом направлений вполне можно было попытаться бежать.

    В камеру я возвращался, как к себе домой, удивляясь, как быстро ко всему привыкает человек.