Спустя минуту лекарка вливала в него свою магию, приводя в чувство.

— Неделю не перенапрягаться, усиленно питаться и не практиковать ваш ментал, — отчитывала она его, как маленького. — У вас энергоканалы в мозгу практически спеклись! Нельзя же так!

Очкарик печально смотрел в пол, не решаясь поднять глаза на Светлану, а мне почему-то захотелось ему помочь. Я даже к Владыке обратился:

— На мне нет воздействия эмпатического или ментального?

Тот отрицательно покачал головой.

— Тогда слушайте, — повернулся я ментатору. — Она, — показал на Свету, — один из сильнейших лекарей в нашей стране. Не знаю, что у вас с дочерью, но, если решитесь рискнуть, мы попробуем помочь. Бесплатно. Совесть и порядочность в этом мире — редчайшие качества.

Ментатор смотрел на меня зло, будто я ему мать родную предложил предать.

— Взятки не беру!

— А я и не даю! — безразлично развёл я руками. — Я вашего Ханса пальцем не тронул, сам знаешь. Максимум, с меня виру снимут, но не тронут. Император не даст. Мне тебя бояться смысла нет, чтобы взятку предлагать. Девочку жалко! Да и ты удивил. Уважаю людей с принципами. Дальше думай. Постоянный шантаж от ваших или шанс бесплатный от нас.

Глаза у датчанина были, словно у загнанного зверя. Столько боли и злости, гнева и отчаяния плескалось внутри, что мороз пробирал. Я вернулся на своё место, зная, что через пару минут появятся менталист с местным лекарем. Кровники сообщили о приближении.

Светлана не ушла, а подробно под перевод объяснила, какие манипуляции выполнила для помощи ментатору, также не забыв повторить рекомендации.

— Продолжать использовать дар сейчас не рекомендую, чревато разрывами энергоканалов тут, тут и тут, — показала она проблемные места на голове у ментатора без капли стеснения.

Датский лекарь смотрел на неё огромными глазами, а после пожал руку и даже поцеловал тыльную сторону ладони, что-то восхищённо бормоча на своём. При этом менталиста аж скривило от услышанного.

— На сегодня допрос окончен, — процедил он и махнул рукой на выход.

— Артефакт не забудьте, — напомнил я про обязательный атрибут допроса, — и копию результатов нашим специалистам для заверения.

Если бы взглядом можно было убивать, меня бы уже нашинковали до состояния Ханса Исбьерна. Но, увы и ах, менталист схватил артефакт со стола и стремительно вышел вон. За ним неохотно последовал лекарь, всё ещё оглядываясь на Светлану как на божество, и последним шёл ментатор.

— Вы поможете? — смотрел он не на меня, а на Свету с затаенной надеждой и скрытой мольбой. Так может смотреть только отец умирающего ребёнка.

— Я хотя бы попытаюсь, — глядя ему в глаза ответила лекарка, — но вас за это могут обвинить в измене.

— Дочь — единственное, что осталось после смерти жены. А они ей помочь не могут… или не хотят, — выдавил из себя менатор.

— Как вас зовут?

— Густав Ильдер, госпожа, — меня он игнорировал напрочь. Но я бы, наверно тоже так сделал на его месте. Ведь лечить дочь будет Светлана. Я лишь предложил.

— Кто ваш покровитель, Густав? — уточнила невеста, пытаясь разобраться, в какой аристократической семье мы обретём друзей или врагов.

— Кажется, у вас он называется хорьком.

Светлана кивнула.

— Забирайте дочь и летите первым дирижаблем в Москву. Я предупрежу отца, он тоже лекарь. Он вас встретит и проведёт первичную диагностику, — на ходу верстала план Света.

— Простите, госпожа, но так ли ваш отец искусен, как и вы? — несмело уточнил Густав квалификацию Бориса Сергеевича, боясь обидеть недоверием свою благодетельницу. Я только хмыкнул.

— Он лечит императора, — улыбнулась лекарка, — это, по-вашему, достаточно искусно?

Ильдер покраснел, коротко поклонился и вышел вслед за своими коллегами.