Ревнуй, не ревнуй — если прогнила ниточка, связывающая двух людей, то какой смысл вязать на ней узелки, чинить ненадежное? А ревность — это всегда подозрения, тревоги, путы и капканы. Это не ведьмины забавы, ей в них скучно играть, она найдет занятие поинтереснее.

Корни этого отношения лежат в том, что ведьма любима с рождения. Этот дар всегда при ней, его не обронишь, не забудешь, не растратишь.

И она выбирает себе мужчин, которых хочет. Она не ревнует, потому что не боится потерять, ибо незачем удерживать то, что уходит от тебя и не надо отталкивать то, что к тебе приходит.

Она знает, что мужчин много. На ее век хватит.

А она одна. Такая — она одна.

Даже если сравнить с другими, сравнение будет в ее пользу, так уж сложилось, иначе не была бы она ведьмой.

И ее любимый человек с нею не потому, что связан по рукам и ногам обязательствами, обычаями, правилами и маленькими детьми. А потому что им — ей и ему — хорошо вместе засыпать и просыпаться, видеть, как растут дети, сажать деревья и собирать буквы в слова. Но каждый волен жить так, как ему нравится. Никто не обязан ломать свою жизнь в угоду другому. И свобода уйти — одна из основных свобод. Если не самая главная.

Эта свобода на деле привязывает значительно крепче, чем самый прочный аркан.

И у сестры этот дар больше, чем у меня.

Очень интересно было наблюдать за наставником.

Когда он чувствовал себя раскованно, то говорил, как говорят люди, мало знакомые с книгами, живущие в мире простых мыслей, незамысловатых чувств. Это был язык улиц, язык торжищ. Когда настораживался, начинал употреблять слова высокого стиля. Очень при этом старался.

Когда он отдельно показывал кому-то движения, сразу переходил на панибратское "ты". А так — обращался на "вы".

К этому времени я твердо решила, что своего старшего сына в обучение наставнику не отдам, какие бы чудесные движения он нам не показывал, какими бы силами не владел.

У наставника в голове полная каша вместо амриты. У сына по молодости лет тоже. Пока сын не получит обычных знаний, которые подтверждены опытом многих и многих поколений, закреплены в книгах и постоянно проверяются на прочность, забивать ему голову словами с Большой Буквы, основанными только на слепой вере, не подлежат даже малейшему сомнению и не подтверждены ничем, кроме слов наставника, я не позволю.

Ну и как бы тепло я не относилась к человеку, я никогда не отдам ему в обучение своего детеныша, если, показывая прием, пусть даже владения самой волшебной на свете силой, мастер позволит себе сказать, что, мол, вот так можно незаметно воздействовать на обычных людей. А наставник оговаривался не раз и не два.

С моей точки зрения это неправильно.

Слишком мелко для волшебства.

Не надо.

Глава девятая

ЛАДОНЬ БАБОЧКИ

Солнце неуклонно подтачивало зиму.

В Зимнем Городе частыми гостями стали предвесенние ветра: резкие, промозглые. Они безжалостно обдирали с ветвей иней, оголяли черные косточки. В них было что-то неуловимо разбойничье. Но такой силы, как зимние, предвесенние ветра не имели.

Наставник решил, что следует время от времени делать с нами растяжку. Это очень полезно для тела.

Мы сидели на ковриках и старательно давили руками на коленки, а он ходил от ученика к ученику и показывал, как правильно.

Дошел и до меня, навис сверху черной тучей над цветастой кочкой. Дыхание у мастера было не совсем свежим. Волосы мои запутались в пуговице его одеяния, пришлось выпутываться. Наставник долго и смущенно извинялся.

Смотреть на него издалека было приятнее.

Когда он двигался, у него за спиной словно невидимые крылья вырастали. В эти моменты он был счастлив — такое не скроешь.

Наставник говорил нам, что у каждого человека есть невидимое поле вокруг.