— Как прикажете, — белозубо усмехнулся Лайзо.

Но, святые Небеса, какие правила, какой этикет, когда двое поднимаются по ступеням почти в полной темноте? Фонари Спэрроу-плейс, укутанные туманом, остались позади, а мистер Чемберс пока не успел открыть двери… Лайзо держал меня за руку одиннадцать шагов, и вовсе не потому, что дорога была скользкой; он то сжимал пальцы крепче, то расслаблял, едва ощутимо поглаживая ладонь.

Зимние перчатки были возмутительно тонкими.

Дом меня ожидал сюрприз. Ещё до ужина Юджи сообщила, что после обеда наведался Мэтью Рэндалл и оставил пухлый конверт. На обороте значилось лишь моё имя — ни адреса, ни отправителя. Зато почерк определённо выглядел знакомо.

— Пусть его завтра отнесут маркизу Рокпорту, — приказала я, положив конверт обратно на поднос.

— Не распечатывая? — удивилась Юджиния.

Добрая девочка, чистая душа! Не знает ещё, как в рамках дозволенного могут выражать своё недовольство леди. Ничего, в ближайшее время у неё появится достаточно примеров.

— Именно, милая. В дальнейшем если маркиз или кто-то из его подчинённых попробует передать корреспонденцию в моё отсутствие, не принимай её. Сошлись на приказ.

Вероятно, Юджи и была наивной, но отнюдь не глупой.

— В дом их тоже пускать нельзя? — смущённо спросила она.

— Об этом позаботится мистер Чемберс, — улыбнулась я. — Проинструктирую его с утра.

Настроение у меня изрядно улучшилось. Лёгкий овощной суп за ужином оказался выше всяких похвал, горячий шоколад на десерт согрел и убаюкал… Я едва не позабыла о своих планах и вспомнила уже в последний момент, едва ли не засыпая.

"И что же мне делать? — промелькнуло в голове. — Как вообще увидеть сон об этом… Как его зовут? Робин Шелли? Ричард?.."

Веки словно были склеены сиропом. Я перевернулась на другой бок, путаясь в одеяле. Нужное имя ускользало. Рэндальф? Руфус? Реджинальд?..

— …Роджер! Роджер, откликнись немедленно!

Здесь темно. Всюду липкие нити, как паутина, только много толще. Кричит женщина; кажется, немолодая и привыкшая говорить тихо. Голос у неё срывается.

— Да, мама. Не беспокойся, я тут. Только проводил доктора Нотингейла.

Его голос юный, мягкий — слушаешь и словно мыльные пузыри на ладони перекатываешь.

Мне становится любопытно. Я делаю шаг — сквозь переплетение нитей, преодолевая упругое сопротивление темноты — и попадаю в странную галерею. Стены, пол, потолок — всё покрыто ажурным лишайником, точно ствол древнего дерева. Напротив окна стоят двое. У женщины вместо головы — перепутанные клочья цветного тумана. Мужчина выше её на две ладони; волосы у него тёмные, почти чёрные, но хватает и седины.

— Не беспокойся, мама. Она обязательно поправится…

— Где моя шаль, Роджер? Эта негодная Энни украла её?

— Нет, мама, она никак не могла этого сделать. И её зовут Джудит…

Я тенью прохожу сквозь них. Любопытно, кто такая Джудит и куда пропала шаль, но мой путь лежит дальше. По галерее, по мягкому лишайнику; вверх по лестнице, поросшей мхом и грибами; сквозь череду крохотных комнат, перетянутых паутиной, захламлённых; мимо красивой рыжеволосой девушки, повторяющей тихо: "Мой, мой, мой"…

В бедной спальне, где есть лишь кровать, застланная лоскутным одеялом, и большой короб у стены, доверху набитый фарфоровыми статуэтками, кружевными салфетками и серебряными вилками, я останавливаюсь.