Чувство, что она теперь доступна, чудовищное, мучительное сознание того, что Джона больше нет, действительно нет, и единственное, что останавливало Майкла от того, чтобы протянуть руку и коснуться ее, была его собственная совесть.
Это было почти забавно.
Почти.
А она была рядом, и все так же ни о чем не подозревала, и не имела ни малейшего понятия о том, что мужчина, стоявший рядом с ней, ни о чем так не мечтает, как о том, чтобы сорвать все шелка, облекающие ее тело, и уложить ее на пол возле огня, и раздвинуть ее бедра, и погрузиться в ее плоть, и…
Он разразился мрачным смехом. Да, похоже, четыре года нисколько не пригасили его столь неуместный пыл.
– Майкл?
Он оглянулся на нее.
– Что тебя рассмешило? Ну и вопрос!
– Ты не поймешь.
– А вдруг пойму!
– Нет, вряд ли.
– Ну Майкл! - продолжала настаивать она.
Он повернулся к ней и проговорил с подчеркнутой холодностью:
– Франческа, есть вещи, которые ты никогда не сможешь понять.
Губы ее приоткрылись, и вид у нее стал такой, будто ее ударили.
И он почувствовал себя просто кошмарно - как будто действительно ударил ее.
– Как ты можешь поступать так ужасно?! - прошептала она.
Он пожал плечами.
– Ты переменился, - сказала она.
Самое печальное заключалось как раз в том, что он не переменился. По крайней мере в важном, в том, что делало его жизнь трудновыносимой. Он вздохнул. Он ненавидел себя за то, что не в силах был вынести ее присутствие.
– Прости меня. - Он провел рукой по голове, взъерошив волосы. - Я устал, я замерз, и я настоящий осел.
Она усмехнулась на это, и на мгновение они словно перенеслись в прошлое.
– Да ничего, бывает, - сказала она ласково, коснувшись его рукава. - После такого длинного путешествия.
Он с шумом втянул в себя воздух. Она и раньше так делала - дружески касалась его рукава. Никогда на людях, разумеется, и очень редко, когда они оставались с ней наедине. При этом обыкновенно был где-то поблизости Джон; Джон всегда был где-то поблизости. И это прикосновение каждый раз - каждый раз - оказывалось для Майкла потрясением.
Но никогда таким сильным, как сейчас.
– Мне необходимо поскорее лечь спать, - промямлил он.
Вообще- то он прекрасно владел искусством скрывать, что ему неловко, но он не подготовился к встрече с ней в этот вечер, а кроме того, он действительно чертовски устал.
Она отпустила его рукав.
– Для тебя не приготовлено комнаты. Ложись в моей. А я посплю здесь.
– Нет, - ответил он, вложив в отказ больше чувства, чем намеревался. - Я лягу спать здесь или… черт! - буркнул он себе под нос, прошел в другой конец комнаты и дернул шнурок звонка. Ну какой, действительно, смысл быть графом Килмартином, если нельзя приказать приготовить себе спальню в любой час дня или ночи?
К тому же на звонок через несколько минут явится прислуга, и ему уже не придется оставаться наедине с Франческой.
Конечно, он оставался с ней наедине прежде, но все же никогда ночью, и никогда она при этом не была одета в ночную рубашку, и…
Он дернул шнур звонка снова.
– Майкл, - заметила Франческа почти весело, - все наверняка услышали твой звонок в первый раз.
– Ах, нуда, да. День выдался нелегкий, - сказал он. - В море штормило, и вообще.
– Ты должен как можно скорее рассказать мне все о твоих странствиях, - мягко сказала она.
Он оглянулся на нее. Поднял бровь:
– Ты могла бы узнать о них из моих писем.
Она поджала губы. Ему доводилось видеть это выражение на ее лице бессчетное количество раз. Она выбирала слова и решала, стоит ли пронзить его стрелой своего прославленного остроумия, или не стоит. |