– Дейв, мы с вами в одной команде. Вы нам тоже очень помогли.

*

Улыбнувшись ему, она спросила, можно ли ей закурить. Он ответил, что нельзя.

– Вы действительно не умеете брать от жизни все, – поддела она его.

– У вас еще появится возможность испробовать ваши уловки на лейтенанте Паркере. Он приедет за вами, когда французское правосудие будет удовлетворено.

Ее улыбка померкла, и все же ей удалось пустить ему пыль в глаза. Он видел, как она, собравшись с силами, выпрямилась и поправила волосы, позвякивая браслетом.

– Вы знакомы с Джимом ЛеБланом?

Она промолчала.

– С неизвестным из парка, который несколько раз пытался убить Брэда Арсено. С вашим братом.

– Моим единоутробным братом.

– Если вам так угодно.

– Джим служил у меня шофером. В прошлом он не всегда был пай‑мальчиком, но с тех пор как работал на меня, вел себя хорошо. Я и подумать не могла, что он взялся за старое.

– Почему вы не сообщили нам о его исчезновении?

– Джим был непоседой. Случалось, он пропадал надолго. Мне и в голову не пришло, что он погиб.

– Его фотография была во всех газетах.

– Допустим.

– Что допустим? Что вы знали о его покушении на Брэда?

– Когда я это поняла, то испугалась, что это может расстроить сделку с «Толбьяк‑Престиж».

– Как раз после смерти ЛеБлана вы наняли того амбала из «Secury». Прежде брат был вашим телохранителем. Более того, вы сами попросили ЛеБлана убить Арсено.

– С какой стати?

Она изобразила недоумение. Дюген расхаживал перед односторонним зеркалом, зная, что Кастийо, Мутен и Ферне следят за допросом.

– Чтобы устранить свидетеля убийства Бена Фрэзера, – сказал Людовик Николе. – В Магнолия‑холле нашли «беретту» ЛеБлана.

– Во время урагана я была со своей семьей. Ведь Французский квартал не затопило. Зачем мне соваться куда‑то еще?

– А вот ваша мать говорит иначе, – возразил Дюген.

Впервые ему удалось поколебать ее уверенность. Она побледнела.

– Эва Мендес не может простить, что вы втянули в свои дела Джима ЛеБлана. Она считает вас виновной в его смерти и готова свидетельствовать против вас. Все кончено, Шарлиз.

– У вас, майор, слишком богатое воображение. Вы уверены, что мне нельзя курить?

– Уверен. Эва всегда больше любила Джима. Сына, первенца. Вас это ранило, Шарлиз.

– Моя мать вам исповедовалась?

Улыбка не сходила с ее лица. Дюген угадал эту брешь в ее броне. Дело прошлое, но рана до сих пор не затянулась.

– Вам пришлось ей признаться, что он убит. Вы солгали, рассказав ей историю об ограблении, которое плохо обернулось. Она никогда вас не простит.

Она провела рукой по волосам, потом помассировала себе затылок. Ее движения оставались гибкими, плавными, женственными. Глаза светились насмешкой.

– Вы убили Бена, а потом пришел черед Юпитера. Один вас отверг, другой пожелал вернуть себе свободу.

– Юпитер Тоби умер от сердечного приступа.

– Что‑то не верится.

– Он слишком много пил.

– Он был молод и в неплохой форме.