– Захар.

– Алекс.

Захар кивнул и быстро вышел из дома, растворившись в лесах Сибири.

Привычный мир Алекса, только-только достигшего какой-то внутренней гармонии, опять трещал по швам, словно устраивая перекличку с треском ледяного озера. А в углу на полотенце тяжело дышал раненый зверь. Несколько раз Алекс подходил к нему, но ничем не мог облегчить состояние одурманенного каким-то препаратом волчонка. Рыжая шесть сбилась, тело подрагивало, лапы поджаты под животом. Зверь так и не проснулся до самого восхода солнца.

Захар вернулся, как и обещал, утром. Осмотрел раны. И сказал, что какое-то время волчонка придется подержать у Алекса, пока тот не восстановит силы и не сможет ходить.

– Редкий зверь. В Красную книгу занесен. А эти твари капканы ставят. Лиса скорее переломает себе лапу, перетрет кожу и уйдет из капкана. Потом, правда, и погибнуть может. А волк – нет. Попал – значит, попал. Но этого мы с тобой спасли.

– Ты оперировал кухонным ножом так, словно всю жизнь это делаешь.

Захар промолчал.

– Кофе есть?

– Есть, садись.

Пили молча. И вдруг Захар спросил:

– Почему у нее нет лица?

– Потому что я не могу его нарисовать.

– Красивая.

– Красивая.

– Тогда почему ты сидишь здесь в тайге?

– Это сложная история.

– Нет в мире ничего проще этих ваших сложных историй.

– А откуда ты сам здесь?

Захар долго не отвечал. Молча пил горячий кофе маленькими быстрыми глотками. Потом поставил кружку на стол.

– У меня на операционном столе человек умер. Девушка. Молодая, почти ребенок. Шестнадцать лет. Разбирательство шло год. Суд меня оправдал, но я больше не могу оперировать. Когда подходил к очередному пациенту, не видел ничего, кроме глаз ее матери. Вот и решил уехать сюда.

– Но вчера ты выглядел очень убедительно.

– Это было впервые после того случая. Я думал, больше никогда не прикоснусь к скальпелю.

– Ну, я бы не стал называть то, чем ты делал операцию, скальпелем, но было совершенно очевидно, что ты пришел не в доктора поиграть.

– Забудь, история доктора закончилась в Москве. Надо уметь вовремя принять правильное решение и не бояться изменить свою жизнь.

– Но ты ведь наверняка потратил много лет на то, чтобы стать хирургом и вот так просто взять и бросить?

– И что с того? Быть честным до конца – это самое правильное, что можно сделать для себя и окружающих.

Он замолчал и Алекс выжидающе посмотрел на нового знакомого.

– Нет, ну я, конечно, пытался какое-то время. Вначале вообще все указывало, что меня просто решили подставить и назначить виновным и я реально боролся. Пока шло разбирательство и всю больницу колошматили следователи и проверки Минздрава, я думал, что главное – победить в суде. И когда эта история закончится, жизнь станет такой как прежде.

– Судя по всему победил?

– Победил… – Захар опустил голову и молча начал растирать по столу крупицы рассыпавшегося сахара, словно простое механическое действие могло облегчить душевную боль. – Победил. А спать по ночам все равно не смог. Снилась девочка мне постоянно. Что-то говорила во сне. Я вскакивал, но вспомнить слов не мог, а взгляд не мог забыть.

– А что в больнице говорили? Я всегда думал, у врачей существует корпоративная этика, она же круговая порука, и они своих не сдают.