– Победил. А спать по ночам все равно не смог. Снилась девочка мне постоянно. Что-то говорила во сне. Я вскакивал, но вспомнить слов не мог, а взгляд не мог забыть.
– А что в больнице говорили? Я всегда думал, у врачей существует корпоративная этика, она же круговая порука, и они своих не сдают.
– Главврач вроде на моей стороне был вначале, хоть и намекал на слухи в коллективе. А как все закочилось, поросил написать заявление по собственному желанию, чтобы не ассоциировали нашу больницу со мной и этим делом. К тому же адвокат, который защищал меня в суде, один из лучших в городе и он собрал целую кипу документов по делу, опросил всех свидетелей. Мы никогда не говорили об этом, но все указывало, что вина за ту смерть действительно на мне.Я просмотрел все документы. И я это знал и она знала.
– Она?
– Адвокат – женщина, но, правда, одна из лучших в своем деле, защищала фигурантов многих резонансных историй. Не проиграла ни одного дела за десять лет работы.
– В Москве много больниц и везде нужны хирурги. Или даже не в столице. Ты мог переехать в небольшой город, устроиться в районную больницу, жениться, наладить простую спокойную жизнь. Приносить пользу людям своей работой в конце концов. Сколько людей нуждаются в лечении!
– Пользу одной конкретно взятой семье я уже принес, – криво усмехнулся Захар. – У женщины сперва любимый муж погиб, а год спустя у меня на операционном столе и дочка. Нет уж, меня лучше подальше от людей держать. А ты что же сам пользу не хочешь приносить? Наверняка, чему-то обучался и тоже сгодился бы для общества. А нет, сидишь здесь уже с полгода.
– Откуда знаешь?
Захар скривил губы в улыбке:
– Когда живешь в таком месте, надо все, что происходит в округе, знать. К тому же, у тебя бывали такие аппетитные запасы в леднике, что грех было не угоститься.
– А я-то на местных лис грешил.
– Ладно, не обижайся, я ж тебя не знал совсем. Смотрю появился кто-то в пустующем доме. Но приехал в открытую, на грузовике, значит, не самовольно занял постройку. Но я присматривал за тобой.
– Вот так уезжаешь в лес и думаешь, что можешь остаться здесь один, а оказывается, за тобой присматривают. И что ты насмотрел? – усмехнулся Алекс.
– Вначале думал, что ты с браконьерами заодно, особенно, когда вначале ты каждый день вокруг озера ходил лес исследовать и все что-то там фотографировал. Потом увидел как ты кормушки для птиц мастеришь и понял, что ошибся. Браконьеры кормушками заниматься не станут. Но я еще какое-то время думал, что они тебя могут втемную использовать, без твоего ведома. Ну а потом стало очевидно, что ты здесь один и просто фотографируешь без всякой цели. А зачем тебе, кстати, все эти фотографии?
– Пока и сам не знаю. Просто хочется запечатлеть окружающую красоту, чтобы люди тоже могли увидеть.
– Люди… Большинству из них и не нужна эта красота. А кому потребуется, сам найдет.
– Не скажи, чтобы захотеть сюда приехать, нужно про эти места сперва узнать.
– А ты сам откуда узнал?
– Не важно. Давай еще кофе налью.
– Не важно… Значит еще болит что-то, не отпустило. Давай свой кофе.
Как часто люди, с которыми мы провели рядом годы не в состоянии понять то, что открывается тем, кого судьба свела с нами внезапно. С каждым днем волчонок шел на поправку. Сперва скулил и не выбирался из своей лежанки, но постепенно стал осваиваться в избе, рычать и ковыляя, растаскивать вещи по углам. Захар приходил проведывать его, а Алекс старался не привязываться к этому рыжему зверьку. Но начал называть его Бургузом. А с того момента, как мы даем кому-то или чему-то имя, мы, сами того не понимая, начинаем считать его своим. |