– Я ни с кем не смеюсь столько, сколько с тобой. И я очень рада, что ты тогда ворвалась ко мне в кабинет! И нет, я не убила художника. Хотя… может, оно и так. Я тогда молодая еще была. Карьера в самом расцвете, и все у меня круто получается. Мне только сорок пять, а я уже главный редактор. И чувствую себя почти что вершителем судеб и основным законодателем всех трендов. А тут мне позвонили и попросили сходить на одну выставку. Мол, молодой парень из очень хорошей семьи. И он художник. Нужно написать о нем. Я даже не помню, что именно меня тогда так задело в разговоре. Но что-то мне не понравилось. А я заносчивая тогда еще была.

Лера многозначительно повела бровями и улыбнулась.

– Я все правильно сказала: тогда. Так вот, я ТОГДА еще заносчивая была. И настроение выдалось поганое. Ну, в общем, сходила я на эту выставку. Все скромненько. Встретила там одного своего старого воздыхателя и прошлась с ним по работам мальчишки, да так, что камня на камне не оставила.

– Что, такие плохие работы были?

– Так в том-то и дело, что работы были в целом очень даже неплохие, – вздохнула Марго, – просто потешила свое эго. Поклонник мой, он с телевидения, естественно, подал все в этом же ключе. Плюс сослался в материале на мое экспертное мнение, а я тогда действительно была признанным законодателем мод, и понеслась. В общем, разорвали мы тогда мальчишку в клочья.

Марго помолчала.

– Ну слушайте, с кем не бывает. Я пока не вижу, из-за чего здесь стоит винить себя.

– Я тоже так себе говорила. А потом, год спустя, мне рассказали, что парнишка, оказывается, потерял в один день обоих родителей, а мама его мечтала, чтобы он рисовал. И та выставка была одновременно и одой любви, и данью памяти, и попыткой выжить в этом мире.

– Ох, – только и выдохнула Лера.

– Я ведь думала, что очередной ребенок богатых родителей решил потешить свое самолюбие. Он действительно из крутой семьи был. Только я не знала, что семья погибла. А он не афишировал этого. Совсем молодой, талантливый и пытающийся выжить в этом мире… Саша Аверин. Я потом искала его, хотела все исправить. Но он уже бросил рисовать и уехал куда-то заграницу.

– Саша Аверин?! Вы сказали, Саша Аверин звали того художника?

– Ну, он уже и не художник, видимо, благодаря мне.

– Саша – это же Александр. Это же Алекс!..

– Ну, конечно, Саша – это Александр. Очень точно подмечено.

– Вы не поняли, это Алекс. Это мой Алекс.

Они не говорили о нем с того самого вечера, когда Лера узнала об изменах мужа и плакала на плече у Марго.

– Может, просто совпадение. Имя распространенное.

– Когда вы рассказывали, еще до того, как произнесли имя, у меня кольнуло в сердце. Я же говорила вам, что у нас с ним какая-то почти физически осязаемая связь. Я почувствовала его боль. Это он. Он в Барселоне. Ну, в смысле был там. Теперь уехал, и никто не знает куда. Он опять исчез, как и в тот раз, когда вы его искали. И да, он не рисует. Он занимается бизнесом. И когда я его встретила, выглядел вполне счастливым и успешным. Так что он смог оправиться от той неудачи.

– Надо же. Никогда бы не подумала, что такое может произойти. Но получается, что художника в нем я все-таки убила.

Марго подняла трубку внутреннего телефона и быстро дала указания:

– Новый выпуск в верстку не отправлять. У нас меняется обложка. Я помню, что обещала депутату. Его дама немного потерпит. На обложку поставим картину Бархана. Сейчас это самый модный тренд.

Час пролетел очень быстро, и Лера уходила из редакции с этим новым знанием, которое приоткрыло ей события из прошлого, но ни на шаг не приблизило к пониманию настоящего.