– Ничего, если я к вам присоединюсь?

Мама по-прежнему в недоумении смотрела на меня, а папа уже отложил газету и указал на стул напротив.

– Конечно. Что будешь есть? Мама опять сотворила волшебство.

Это точно. Для начала я решила выпить чаю. С едой лучше повременить. Есть не хотелось, к тому же я не знала, что из всего приготовленного мамой придется мне по вкусу. Ограничимся чаем.

Мама неуверенно села за стол, папа безмятежно взял булочку и разрезал точно пополам. Он терпеть не мог неровные куски.

– Все хорошо? – окинув меня скептическим взглядом, мама глотнула чай из своей гигантской кружки.

Я вцепилась в горячую чашку, словно утопающий за соломинку.

– Что-то болит? Нужно к врачу? Я заведу машину. Это голова или… – взволнованно продолжила мама, встревожившись. Ничего удивительного. Будь у меня дочь, которая пережила аварию, я, наверное, сошла бы с ума. Поэтому я быстро перебила маму, пока она ничего себе не напридумывала.

Особенно, что-то плохое.

– Нет-нет. Это… Мне просто хотелось поговорить с вами.

Я нервничала все больше, а вот мама немного успокоилась. И все равно она посмотрела на папу, будто без слов пытаясь сказать ему: «Что-то не так». Сразу заметно, что в голове у нее гудит сирена, она настороже. Мне знаком этот взгляд. Как я уже говорила, у мамы особое чутье к нам, ее детям. Другое дело папа – словно ничего не заметив, он с улыбкой кивнул:

– Всегда с радостью. Давай.

– Да, ты можешь рассказать нам что угодно. Твоего отца больше заботит количество масла на булочке.

Тем временем папа положил сверху кусочек сыра. Она уверен, что блюдо вкуснее, если в нем все распределено равномерно. Мама готовила пиццу – папа всегда сам занимался своей половиной и подходил к этому делу очень серьезно. Каждый ингредиент он клал отдельно, на определенном расстоянии от других. У мамы всякий раз случался нервный срыв от этого зрелища.

Я вздохнула и сделала глоток, пытаясь привести мысли в порядок, выстроить слова в голове в правильной последовательности. Вкусный чай. Слегка пряный.

Поставив чашку, я уткнулась в нее взглядом. На поверхности чая отражались солнечные лучи. Мама с папой ждали, когда я что-нибудь скажу. Пора начинать.

– Вы говорили, что я изменилась. После аварии. Очень сильно? – произнесла я, подняв глаза на родителей.

Мама выглядела ошарашенной. Папа положил булочку на тарелку и облокотился о стол, сплетая пальцы в замок. Они с мамой переглянулись.

– Солнышко, о чем ты? – спросила мама.

– Прошу, не надо, – покачала головой я. – Вчера вечером вы говорили об этом внизу, а я подслушала. Ты переживала, сказала, что я стала другой. Мне нужно знать, что это значит.

Молчание.

– Какой я была до аварии?

Мама округлила глаза, а папа, прищурившись, строго уставился на меня.

– У тебя провалы в памяти? – догадался папа.

У мамы чутье на некоторые вещи, а у папы – умение быстро обобщать все.

– Поехали к врачу. Срочно, – с этими словами мама отодвинула стул, но папа накрыл ее ладонь своею и сжал.

– Не спеши, – сказал он. – Пусть Нора сперва расскажет, что к чему.

Руки у мамы тряслись. Однако она кивнула и замерла.

– Это не совсем провалы в памяти. Да, я помню не все, однако это не кажется чем-то неправильным… – Я скривилась. Ну почему не получается объяснить по-человечески!

– Кое-чего нет, – наконец, выдавила из себя я.

– Доктор Альварес говорит, что это не повод для беспокойства.