|
И если бы мог, обнял бы эту дорогу, холмы и сосны. Он любил просторы, полные вольных ветров, звуков, песен. И когда Светка начинала потихоньку напевать какой-нибудь мотив, он с удовольствием подтягивал лёгким баритоном оперные арии и песенки, а особенно эту, шопеновскую:
И все соседи по вагону выглядывали из своих купе и улыбались. Но ближе к ночи, когда в окна дохнуло глубоким таёжным холодом, скалы и леса исчезли в бесконечной тьме и от всего мира остался только стук колёс, — песни смолкли. Светка притихла. Она вдруг с тоской почувствовала, какая огромная эта ночь, какая бесконечная земля и как она, такая маленькая, неожиданно, в один день, оказалась так далеко — за тысячи километров от родного Еревана, где так хорошо охает бабушка и взмахивает руками мама. Как будто какой-то вихрь взял и зачем-то швырнул её в эти края. Она забилась в угол, и по её щекам побежали слёзы. А в это время за окном, у самых колёс, засверкало, засияло, затрепетало… Из-за скалы вывернулось и вспыхнуло под луной море, и Генка крикнул: — Ура! Байкал! Настоящий Байкал! Пассажиры бросились к окнам смотреть на знаменитое море, так что накренился поезд. Но Светка осталась на месте. — Света! — позвал Коля. — Ты что? Смотри! Байкал. Но она только отодвинулась дальше в угол. Василий Григорьевич удивился. А Людмила Ивановна сказала: — А ну-ка давай споём: «Славное море, священный Байкал…» Светка всхлипнула: — За-ачем мне этот Байкал? Зачем? У меня есть Севан… — Ха! Севан! — усмехнулся Генка. — Севан — вот, с горошину! А это Байкал… Самое глубокое в мире… — Что ти знаешь! Ти видел Севан? — сказала Светка. И она заплакала ещё сильней, потому что и Севан был так далеко… Людмила Ивановна всплеснула руками, но Василий Григорьевич всё понял: бывает ведь, что человек покажется себе таким заброшенным и одиноким. Он взял Светку за руку и сказал: — Прекрасное озеро Севан. Удивительное! Но Байкал обижать не нужно… Он ещё удивительней… И Светка, посмотрев на него, прижалась носом к стеклу. Ночь прошла почти спокойно, если не считать того, что вышедший посмотреть на сибирские звёзды Генка чуть не отстал от поезда. Василий Григорьевич втолкнул его в купе, чертыхнулся, но тут же с интересом посмотрел на провинившегося физика: он сам любил звёздное небо и уважал людей, которые знали толк в звёздах… А утром поезд выбежал в ровную степь, миновал озеро, по которому разгуливали флотилии уток, хотя станция по соседству называлась Гусиное Озеро, и остановился у границы. В вагон вошли пограничники. Высокий старшина оглядел ребят, посмотрел в паспорт к Василию Григорьевичу и спросил: — Ваши дети<sup>?</sup> — Конечно, — сказал Василий Григорьевич. — Все четверо? — Вся делегация! Старшина что-то смекнул и улыбнулся: — Так у вас, наверное, есть таланты? — А как же! — вступила в разговор Людмила Ивановна. — У нас тут даже колоратурное сопрано! — Не может быть! — Почему не может? — простодушно сказала Светка. — Так, может, послушаем концерт, а?.. — спросил вдруг старшина. — Конечно! — ответил Василий Григорьевич. — Это просто прекрасно — дать концерт на границе! Но Светка вдруг сказала: — Я не буду петь. — Как?! — опешил Василий Григорьевич. — Зачем я буду здесь петь? — уныло сказала Светка. |
