Возле лица заструился песок. Вика подняла глаза, увидела над собой конец верёвки и услышала голос Баты:

— Держись…

Вика ухватила верёвку, оттолкнулась от выступа влево и поймала ногами край тропы. И не пошла, а, отпустив канат, почти съехала вниз по осыпи — прямо в руки Церендоржа.

— Ух! — вздохнул Церендорж и махнул пальцами: «Псё, пролетело!» И, всё ещё волнуясь, сказал: — Ну, кажется, теперь с нами били доприе духи!..

Вика посмотрела ему в глаза. На её лице промелькнули и испуг, и волнение, и ещё не осознанная благодарность. Но вдруг всё это схлынуло, ушло, и осталось только горькое, почти болезненное сознание вины.

Вика поникла, опустила голову, но Церендорж по-доброму положил ей на плечо руку и, успокаивая, сказал:

— Ну ничего… Бивает. Бивает. Било и улетело… — Он, словно что-то отгоняя прочь, махнул рукой в небо и позвал: — Пойдём! Слышишь, они там, наверное, викопали целого динозавра!

Но Вика стояла на месте. У неё перед глазами снова вспыхивало чёрное солнце и умирали раскалённые стебли травы…

Она наклонилась над рухнувшей глыбой, подняла тёмный камушек и зажала его в руке. Какая разница, что взять на память! Всё равно он был из того мира, где погибало это солнце, рушились скалы, падали динозавры.

ФАНТАЗИЯ

Кости громоздились под скалами, как порядочное обо.

— Тут уже целый музей, — сказал Церендорж.

— Да, пожалуй, хватит, — согласился Василий Григорьевич и с сожалением посмотрел на скалы: если бы мог, он увёз бы этот остров весь сразу! Он поднял на плечо обломок позвонка и зашагал к машине.

Бата тем временем развёл маленький костёр, разложил на большом платке куски сухого сыра, баранину, бурцыги и, достав кожаное ведёрко, показал Коле на выложенный камнем колодец.

Генка побежал вместе с Колей.

Колодец был неглубоким. В нём еле-еле плескалась последняя, наверное, тоже древняя вода. А мимо колодца через всю долину, догорая, тянулась верблюжья тропа, по которой давно никто не ступал.

Мальчики набрали воды и молча пошли обратно.

Из глубины острова доносился тихий живой голос: «А не для леса, а не для речки…» Это возвращалась к машине Светка. Скалы её не удивляли. Она шла будто по древним улочкам Еревана, которому тоже было две тысячи семьсот пятьдесят лет. Это неподалёку от него лежали камни древнего государства Урарту. Она спокойно, как правнучка и внучка этого мира, шла по древнему лабиринту, и мальчишки слышали, как то возникает, то пропадает её лёгкий голос.

А на краю брезента сидела Вика. Она что-то чертила камушком на песке. Коля поставил возле неё ведро и вдруг спросил:

— Что это^?

— Так… — Вика пожала плечом.

— Это целый проект! — воскликнул Генка.

На песчанике, побуревшем от заходящего солнца, был резко прочерчен силуэт скал.

Перед ними поднимался высокий прозрачный купол. А внутри на задних лапах высились фигуры, похожие на динозавров. Сбоку, у входа, рядом с пальмой поворачивал к людям голову гигантский динозавр, а над всем этим летела маленькая точка. Может быть, Генкин метеорит.

— Неплохо, — подойдя ближе, сказал Василий Григорьевич.

Правда, рисунок чем-то напоминал проекты из «Техники — молодёжи», но были здесь и своя рука, своя мысль.

А Церендорж, наклонясь над рисунком как-то боком, пробормотал:

— Это надо учесть! Надо иметь в виду!

Солнце вдруг дрогнуло, расплавилось, по краям скал пробежала лёгкая ленточка огня — и всё сгорело, как будто древний мир с его видениями, чудовищами в последний раз вспыхнул и ушёл на дно.