Изабо очень хотелось отказаться, возможно, потому, что ее ошеломил третий глаз Селестины. Облачная Тень протянула к ней тонкие длиннопалые руки, и Изабо двинулась вперед, остановившись в одном футе от Селестины. Та улыбнулась.

— Не бойся. Ведь ты умрешь, если я не сумею тебе помочь. Я этого не хочу. Будет больно, но лучше потерпеть боль, чем медленно умирать от заражения крови. Доверься мне.

Изабо медленно кивнула и почувствовала, что Селестина коснулась ее лба. Острая, мучительная, как сама смерть, боль пронзила все тело, уши наполнились странным гулом, потом ее затопила томительная жаркая волна и так же медленно схлынула. Потом все исчезло, хотя у Изабо кружилась голова и звенело в ушах.

— Я не могла иначе, — загадочно сказала Селестина. — Я не всесильна, а тебе предстоит долгое путешествие. Мне пришлось удалить воспаление.

Изабо кивнула, жалея, что не может прилечь. Тело казалось непривычно тонким и легким. Пульсирующая боль в руке исчезла, сменившись ощущением пустоты.

— Счастливого тебе пути, Изабо Ник-Фэйген, — сказала Селестина, коснувшись ладонью щеки Изабо и печально улыбнувшись.

Изабо кивнула, ответив:

— Счастливого пути Облачная Тень.

Селестина поднялась и заскользила вниз по лестнице. После ее ухода в зале стало заметно темнее. Изабо встала и двинулась следом, пытаясь удержать седло одной рукой. Это было нелегко, хотя клюрикон пытался помочь, он был настолько возбужден, что больно задел левую руку. Все время, пока Изабо разговаривала с Облачной Тенью, он вел себя так тихо и незаметно, что девушка почти забыла о нем. Теперь, когда его больше не сдерживало присутствие Селестины, он принялся скакать и резвиться так, что зазвенели побрякушки, висящие у него на шее. Наконец он уложил Изабо в постель, дал ей воды и орехового хлеба с мягким сыром и оставил, пожелав спокойной ночи. Изабо казалось, что загадка Селестины не даст ей уснуть, но она так устала, что провалилась в сон, едва ее голова коснулась подушки.

Проснувшись в тусклой предрассветной мгле, Изабо размотала окровавленные бинты, чтобы осмотреть руку. Только сейчас до нее дошел смысл последних слов Селестины. Она потеряла два пальца, которые были воспалены сильнее других. Теперь на левой руке осталось всего три пальца, да и те были скрючены и покрытыми уродливыми красными рубцами. Шрамы отчаянно очень чесались. Изабо долго рассматривала изувеченную руку, потом снова замотала ее бинтом.

Несмотря на слабость, она собрала свои вещи, потом подтянула к себе седло, чтобы рассмотреть его получше. Простое, лишенное украшений, седло казалось бедным и сильно потертым. Уздечка, если не считать яркого малинового повода, тоже выглядела не слишком привлекательно — она ничем не напоминала ту роскошную упряжь, которую Изабо ожидала увидеть. Однако, поразмыслив над этим, девушка решила, что так даже лучше. Будет нелегко проехать через Блессем на таком жеребце, как Лазарь, и не привлечь ничьего внимания. Дорогая сбруя притягивала бы к себе взоры и возбуждала подозрения. Седло было легким и удобным — этого вполне достаточно.

За ночь Бран собрал целый тюк всевозможных вещей. Заглянув в него, Изабо увидела полотняные мешочки с солью, овсом, мукой и чаем, картофель, початок кукурузы и большую головку твердого сыра. Одежда была свернута в аккуратный узелок — должно быть. Бран не спал всю ночь, перешивая что-то из своих вещей. Там были короткие коричневые штаны, льняная рубаха, толстые шерстяные чулки и кожаная куртка. Изабо охотно переоделась в подаренные вещи — сделать это одной рукой было нелегко.

Стоило ей закончить сборы, рядом возник Бран. Изабо снова заподозрила, что он умеет читать мысли. Он помог ей вынести седло и уздечку, пыхтя от напряжения и демонстративно пошатываясь под их весом.

Поведение коня без слов сказало Изабо, что в седле и уздечке действительно скрыта магия.