Но Сизиф не оставил своего труда - вероятно, и здесь
сказывалась многолетняя привычка. Кряхтя и напрягая призрачные мускулы, он подставлял плечи под огромный гранитный валун, шаг за шагом медленно
поднимаясь к вершине. Вокруг горы собирались толпы любопытствующих духов (в основном состоящие из новичков, привлеченных необычным зрелищем).
Некоторые провожали Сизифа до самой вершины горы; они утверждали, что в глазах Сизифа появляется странный блеск, когда камень, ценою
нечеловеческих усилий поднятый в гору, срывается и с грохотом катится в бездну. На все расспросы, почему он не бросит столь бесполезное занятие,
Сизиф отвечал, что не хочет терять свою роль - в конце концов, нужно же хоть к чему-то прилагать руки. Другим товарищем Одиссея был
Прометей<<43>>, все еще прикованный к скале несокрушимыми цепями. Каждый день к Прометею прилетал стервятник, чтобы клевать его печень. Камень
почернел от потоков крови титана, льющихся из-под острых когтей и клюва; от разлагающихся кусков печени, оброненных стервятником, исходил
нестерпимый смрад. Судьба Прометея была непростой загадкой для древних богов. Этот упрямец не собирался отказываться от своих взглядов, далеко
опередивших его век. Освободить его - значило подвергнуть весь мир великой опасности: по единодушному мнению всех небожителей, сознание людей
еще не было подготовлено к восприятию идеи личной свободы и всей полноты связанной с нею ответственности. Сам Прометей держался гордо и
вызывающе, отвечая насмешками на увещевания родных и на предложения богов смириться, образумиться и отречься от своих заблуждений. Было похоже,
что он полностью вошел в свою роль и она пришлась ему по вкусу. В последнее время, однако, Прометей сделался угрюм и неразговорчив. Даже Одиссею
по целым дням не удавалось добиться от него ни слова. Поговаривали, что единственным другом прикованного к скале титана является его верный
стервятник.
Так однообразной чередой проходили дни, месяцы, годы. Одиссей скучал. Время от времени вместе с Ахиллесом или Орионом он охотился за
призраком оленя, но эту охоту, конечно, нельзя было сравнить с настоящей: ведь призрачного оленя невозможно убить. Даже если бы каким-то образом
охотникам удалось поймать этого оленя, его все равно нельзя было съесть. Внимательно выслушав Ахиллеса, пришедшего к нему за советом, Одиссей
предложил своему другу отправиться к владыке Тартара Аиду<<44>>, в мрачные подземные чертоги, где жил царь с царицей Персефоной<<45>>.
У Аида было немало забот. Во-первых, постоянные конфликты с Плутоном, недавно ставшим верховным богом в сонме римских подземных божеств.
Плутон давно высказывал идею разделения единой античной Преисподней на две сферы - греческую и римскую. До сей поры Аид твердо держал власть в
своих руках, не допуская подобного передела подземного мира. Однако за последние годы Плутон приобрел большую популярность в царстве мертвых.
Ему удалось добиться признания римской автономии. Таким образом Аид потерял контроль над доброй половиной своих владений. С одной стороны, он
был рад этому: хотя латиняне формально подчинялись ему, у владыки Тартара вечно возникали проблемы с этим народом, говорящим на непонятном ему
языке. Римляне плохо ладили с греками, и теперь, когда они окончательно отделились, Аид надеялся навести порядок в своем царстве. С другой
стороны, отдав власть над римлянами в руки Плутона, он уже не мог претендовать на роль верховного античного подземного божества, что ущемляло
самолюбие единокровного брата Зевса.
Во-вторых, Аиду не давали покоя более древние подземные божества. |