– Спасибо.

Она прижала ребенка к себе и нежно поцеловала в золотистую макушку.

– Спокойной ночи, мой маленький. Ты возьмешь собачку с собой в постель?

Герхард покачал головой:

– Хедвиг говорит, что этого делать нельзя.

Кассандра ласково улыбнулась няне, полной женщине средних лет:

– Думаю, ничего страшного не будет.

– Хорошо, госпожа.

Малыш просиял, и они с матерью хитро улыбнулись друг другу. Потом Кассандра улыбнулась дочери:

– А ты возьмешь с собой в постель свою новую кошку?

– Наверное, возьму.

Девочка взглянула сначала на няню, а уже потом на мать. Кассандра почувствовала, как внутри у нее все опять сжимается.

– Завтра покажи ее мне, хорошо?

– Хорошо, сударыня, – ответила Ариана.

Это обращение больно задело Кассандру, но она не подала виду – ласково поцеловала дочку, махнула детям рукой и тихо закрыла за собой дверь.

Спустившись по лестнице настолько быстро, насколько позволяло узкое платье, Кассандра появилась в прихожей как раз вовремя – Вальмар приветствовал первых гостей.

– А вот и ты, дорогая.

Он обернулся к ней с улыбкой, как всегда, восхищенный ее красотой. Последовали неизбежные приветствия, мужчины щелкали каблуками, целовали дамам ручки. Пару, прибывшую первой, Кассандра принимала у себя дома впервые, хотя они несколько раз встречались на официальных раутах в банке. Взяв мужа под руку, Кассандра последовала за гостями в салон.

Вечер прошел как обычно – изысканные яства, лучшие французские вина, светская болтовня. Разговор вращался главным образом вокруг двух тем – банковского дела и путешествий. О детях и о политике говорить было не принято. Шел 1934 год, недавняя смерть рейхспрезидента фон Гинденбурга освободила Адольфу Гитлеру путь к безраздельной власти в стране. И тем не менее банкиры считали ниже своего достоинства обсуждать политические вопросы. Гитлер стал рейхсканцлером еще в минувшем году, однако это событие никоим образом не отразилось на состоянии дел германских финансистов. У Гитлера была своя работа, у них – своя, не менее важная для блага рейха. Многие банкиры относились к выскочке‑рейхсканцлеру с презрением, считали, что опасаться его не приходится. Живи и давай жить другим – вот золотое правило. Но были, разумеется, и такие, которым идеи Гитлера пришлись по душе.

Вальмар фон Готхард не относился к их числу, однако предпочитал держать свои политические убеждения при себе. Темпы, с которыми нацисты концентрировали в своих руках власть и влияние, внушали ему тревогу. В приватных беседах Вальмар не раз говорил своим близким друзьям, что дело может закончиться войной. Однако на званом ужине о подобных материях дискутировать не пристало. Блинчики с клубникой и шампанское занимали гостей гораздо больше, чем проблемы третьего рейха.

Последний гость ушел в половине второго ночи. Когда супруги наконец остались наедине, Вальмар устало обернулся к Кассандре и зевнул:

– По‑моему, ужин прошел превосходно, дорогая. Ты знаешь, утка мне понравилась больше, чем рыба.

– В самом деле?

Кассандра подумала, что нужно будет завтра сообщить об этом повару. Фон Готхарды традиционно устраивали поистине лукулловы пиршества: непременно закуски, супы, рыбные и мясные блюда, салаты, сыры, десерт и в заключение фрукты. Такова была традиция, и отказываться от нее они не собирались.

– Тебе понравился вечер? – спросил муж, когда они медленно поднимались по лестнице.

– Конечно, Вальмар. – Кассандра была тронута. – А тебе?

– Во всяком случае, польза от него была. Думаю, что теперь бельгийская сделка состоится. Мне было очень важно побеседовать с Гофманом в неофициальной обстановке. Очень рад, что он пришел.

– Что ж, тогда я тоже рада.

Кассандра сонно подумала, что, очевидно, в этом и состоит цель ее жизни – помогать мужу провернуть бельгийскую сделку, а любовнику – написать новую книгу.