Изменить размер шрифта - +
Она не справилась с утратой, не вынесла страха за Вальмара и семью. Ее поступок можно было объяснить малодушием или приступом безумия, но фон Готхард знал, что дело совсем в другом. В ванной осталась записка, написанная дрожащей рукой: «Прощай… Прости, К.». Вспомнив эти строчки, Вальмар прослезился. Прощай, милая, прощай…

«Испано‑сюиза» остановилась возле ворот Грюневальдского кладбища. Пологие холмы, со всех сторон окруженные клумбами, красивые мраморные памятники, безразличные к моросящему дождю.

– Мы оставим маму здесь? – удивленно спросил Герхард.

Ариана взглянула на фрейлейн Хедвиг, и та кивнула. Ворота кладбища открылись, Вальмар жестом велел шоферу ехать вперед.

Заупокойная служба состоялась в Грюневальде, в лютеранской церкви. Никаких посторонних – только приехала мать Вальмара. Вечерние газеты напечатают сообщение о скоропостижной смерти Кассандры фон Готхард, скончавшейся якобы от гриппа. Фрау фон Готхард была такой хрупкой, что вряд ли кому‑нибудь это известие покажется подозрительным. А что до представителей власти, то они предпочтут молчать, чтобы избежать огласки.

Лютеранский пастор сопровождал маленькую похоронную процессию в своем видавшем виды автомобиле. В католической церкви служить заупокойную мессу отказались, ибо самоубийство – смертный грех. К счастью, лютеранская церковь оказалась более милосердной. Вслед за Вальмаром к свежевырытой могиле подошла его мать, баронесса фон Готхард, прибывшая на собственном «роллс‑ройсе». Два шофера в ливреях осторожно спустили гроб в яму. Тут же находился представитель кладбищенской конторы: торжественное выражение лица, черный зонтик. Священник достал из кармана маленькую Библию, раскрыл заложенную закладкой страницу.

Герхард тихо заплакал, вцепившись ручонками в фрейлейн Хедвиг и сестру. Ариана оглядывалась по сторонам. Вокруг было так много надгробий, так много имен. Плавные холмы, высокие статуи, памятники, унылые, похожие на призраки деревья. Весной все здесь оживет и зазеленеет, но сейчас на Грюневальдском кладбище царили мрак и уныние. Ариана знала, что никогда не забудет этот день. Всю ночь она проплакала, думая о маме. Девочка всегда немного боялась ее ослепительной красоты, сияющих волос, огромных грустных глаз. Фрейлейн Хедвиг все время одергивала детей, не подпускала к матери, чтобы они не помяли нарядное платье. Было жутко оставлять маму здесь, под дождем, в каком‑то деревянном ящике. Как она будет лежать одна под холмиком из зеленого дерна?

Кассандру похоронили на земельном участке рода фон Готхард. Здесь уже лежали отец Вальмара, старший брат, дед с бабушкой, трое теток. А теперь к ним присоединится его нежная невеста, хрупкая жена, чьи глаза лучились загадочным светом, чей смех звенел так мелодично. Вальмар взглянул на своих детей. Ариана, пожалуй, немного походила на мать, но Герхард был совсем другой.

Вот Ариана: тонкие и длинные, как у жеребенка, ножки; белое платьице, белые чулки, темно‑синее вельветовое пальто с горностаевым воротником, сшитым из меха, который остался от роскошной шубы Кассандры. Герхард: одет почти так же, как сестра, – белые брючки, белые чулки, темно‑синее пальто. Дети – все, что у Вальмара осталось. Мысленно он поклялся, что сумеет защитить их от зла и скверны, погубивших Кассандру. Что бы ни случилось с Германией, как ни исказились бы людские представления о добре и зле, он должен защитить своих детей. Нужно уберечь их от нацистского яда, дождаться дня, когда Германия избавится от Гитлера и его своры. Это не может продолжаться вечно. Буря утихнет, и опять воцарится мир.

– «…И сохрани дитя Твое, Отче наш, и да пребудет она в мире вечном у престола Твоего. Да покоится душа ее в мире. Аминь».

Пятеро скорбящих молча перекрестились и застыли, глядя на темную крышку гроба. Вальмар и пастор держали свои зонтики повыше, чтобы укрыть от дождя женщин и детей.

Быстрый переход