– Я понимаю это, – ответила Ариана.

Да, она понимала, и именно поэтому старалась не слишком сближаться с ранеными в госпитале, в котором работала.

– Я знаю это, папа.

– Вот и хорошо.

Вальмар глубоко вздохнул – приближался еще один опасный поворот, и отступать было уже поздно.

– Пойми, что человека, находящегося в таком положении, как Макс, любить опасно. Он в бегах, его могут схватить. Если ты связала свою судьбу с таким человеком, за тобой тоже начнут охотиться. Даже если лично с тобой ничего плохого не случится, боль утраты может погубить тебя, как она чуть не погубила Макса.

– Но как можно преследовать людей за то, что они кого‑то любят? – возмутилась Ариана. – Разве человек может заранее угадать, кто прав, а кто виноват в политической борьбе?

Этот вопрос, такой наивный и в то же время такой закономерный, заставил Вальмара вновь вспомнить о Кассандре. Ее он тоже предупреждал…

– Папа, ты меня слышишь? – спросила Ариана, видя, что мысли отца витают где‑то далеко.

– Тебе придется его забыть. Не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности.

Он смотрел на нее сурово, но она не отводила глаз.

– Ты тоже рисковал, когда решил помочь ему.

– Это другое дело. Но в определенном смысле ты права. И все же я не связан с Максом узами любви. – Его взгляд стал еще пристальнее. – Надеюсь, ты тоже.

Ариана не ответила. Вальмар подошел к окну и стал смотреть на озеро. Вдали виднелось Грюневальдское кладбище. Перед его мысленным взором предстала Кассандра – такой, как в последнюю ночь перед самоубийством. А ведь он предупреждал ее, но она смотрела на него теми же глазами, что сейчас Ариана.

– Ариана, я должен рассказать тебе нечто такое, о чем мне меньше всего хотелось бы тебе рассказывать… Речь пойдет о цене любви. О нацистах… о твоей матери.

Его голос звучал приглушенно и нежно. Ариана слушала как завороженная, глядя на стоявшего к ней спиной отца.

– Я не осуждаю ее, не критикую, и я не затаил на нее злобу. В этой истории нет ничего постыдного. Я и она – мы по‑настоящему любили друг друга. Но когда мы поженились, Кассандра была слишком юна. Я любил ее, но не всегда понимал. Она во многом была не похожа на других женщин своего времени. В ее душе как бы тлел неугасающий огонек. – Вальмар обернулся к дочери: – Когда ты родилась, она не хотела нанимать няню, хотела воспитывать тебя сама. Мне это желание показалось нелепым, неслыханным. Поэтому я пригласил фрейлейн Хедвиг. После этого в твоей матери что‑то переменилось. Она словно потеряла себя и никак не могла отыскать. – Он снова отвернулся и надолго замолчал. – Через десять лет после нашей свадьбы Кассандра встретила мужчину, который был намного моложе меня. Красивый, умный, к тому же известный писатель. Она влюбилась в него. Я знал обо всем с самого начала, даже еще раньше, чем у них начался роман. Знакомые рассказывали, что их видели вместе, да я и сам по ее глазам догадывался о происходящем. Ее глаза вновь засветились жизнью, счастьем, волшебством. – Голос Вальмара стал еще тише. – От этого, пожалуй, я стал любить ее еще больше. Трагедия заключалась не в том, что Кассандра полюбила другого, а в том, что страной завладели фашисты. Человек, которого она полюбила, был евреем. Я предостерегал ее – и ради нее самой, и ради того, кого она любила. Но Кассандра не пожелала его оставить. Она не хотела бросать его и не хотела уходить от меня. По‑своему она хранила верность нам обоим. Я даже не могу сказать, что ее увлечение доставляло мне невыносимые страдания. Кассандра относилась ко мне еще лучше, чем прежде. Но в то же время она была предана и своему возлюбленному. Его перестали печатать, его подвергали остракизму, а затем… – Голос Вальмара дрогнул.