А сейчас он лежит в соседней комнате в луже крови, и все потеряло смысл. Действительно, чего упираться?..

— Вот и умница, — словно прочитав ее мысли, пробормотал Владимир Борисович, но внезапно затормозил: — Твою мать, пошли! Надо на всякий забрать его телефон и документы. Двигай, Лер! — и снова потащил ее в комнату, где лежал Владимир.

— Нет! — закричала Лера, но он был сильней. — Стой, не дергайся! — приказал отчим и, крепко держа ее за руку, наклонился к телу.

Лера старалась не смотреть на бледное, в крови, лицо любимого. Лицо, которое совсем недавно она научилась не бояться, а… гладить. Лицо, на котором почти всегда хмурились глаза, а в глазах, оказывается, пряталась крапинка…

Девушка рванулась, отшатнулась к стене и обессиленно привалилась к ней, закрыв глаза. Тошнило. Теперь ничего не будет. Ни глаз, ни крапинки…

Отчим, сопя, обшаривал карманы Владимира, и вдруг Лера услышала стон. Она дернулась, разлепила глаза. Что?..

Ресницы Владимира слабо дрогнули, и Лера, не сдержавшись, снова вскрикнула. Он жив! Жив! Жив!

— Стой там, сучка, — процедил отчим, заметив ее метания. — Я сказал… — он быстро разогнулся, но Лера отскочила, порывшись в своей сумке, достала какую-то бумажную трубку в яркой обертке и лихорадочно чиркнула зажигалкой.

— Получай! — крикнула, всучив в руки недоумевающему отчиму эту самую трубку, на конце которой разгоралось пламя.

— Что за… — успел сказать отчим, прежде чем раздался громкий хлопок, и осел на пол, закатив глаза. В его руках распускался прекрасный цветок…

— Цветок счастья, — пробормотала Лера, подползая к Владимиру.

— Что еще за цветок? — слабым голосом спросил он, пытаясь подняться.

— Юльке на день рождения петарду купила, — пояснила Лера, поворачиваясь на звук. Покачиваясь и держась за голову, к ним шел Васильич.

— Ах ты… очнулся! — Лера вскочила, схватила стул, который ей так уже помог, и одним движением отломала ножку. Затем подбежала к ненавистной лампе, чудом уцелевшей в том погроме, который они все по очереди устраивали, и, хорошо замахнувшись, с чувством приложилась.

Блестящие осколки брызнули во все стороны, искря, словно стразы Сваровски. «Юльке бы понравилось», — подумала Лера, с победным видом поворачиваясь к Васильичу. Тот улыбался.

— Что, думаешь, разбила и все? — хихикнул он, а Лера нахмурилась, чувствуя подвох. Чего лыбится?!

— Нет, дорогая моя, что лампочка? Кусок стекла и проволоки. Дело же не в ней, а в напылении… — сладко пропел он, а Лера перехватила свою дубинку покрепче. — А оно — вот тут! — Васильич постучал себя по лбу.

— Точно! — выкрикнула Лера, делая шаг вперед. — У вас там одно напыление, а не мозги, иначе вы бы так не измывались над людьми! А не боитесь, что я могу и там… разнести? — она замахнулась, и на лице Васильича мелькнуло подобие страха, слегка размыв улыбку.

— Не посмеешь! — крикнул он, отступая, и вдруг радостно потер руки: — Ну наконец-то, мальчики! Сколько вас ждать-то!

В комнату вбежал Саша, за ним — Борис.

— Автобус какой-то сгорел, чтоб его, пробяра — пипец! — сплюнул Борис, одним прыжком настигая Леру.