За шитьем или прядением Тюра много рассказывала о своей семье. Гунхильда узнала, что Кнут уже был однажды женат: лет семь назад ему сосватали Асвёр, дочь Ингимунда хёвдинга, одного из самых влиятельных и богатых людей Среднего Йотланда. Тогда Кнуту было двадцать лет. Асвёр, маленького роста, востроносая, по словам Тюры, смотрелась рядом с могучим, плотного сложения мужем, как белка возле медведя. Хлопотливая, порывистая, беспокойная, она всегда была чем-то озабочена и постоянно жаловалась на невезенье. Кнут при ней вечно чувствовал себя в чем-то виноватым, сам не зная в чем, и начал уже подозревать, что главная неудача, на которую Асвёр жалуется – это брак с ним. А он ведь изо всех сил старался быть хорошим мужем и никогда не вмешивался в домашние дела жены, однако увидеть улыбку на ее хмуром личике удавалось редко. Из-за этого сам Кнут почти утратил прежнюю жизнерадостность и несколько оживал только во время отъездов из дома. Все время беременности Асвёр твердила, что судьба против нее и она непременно умрет родами; все так к этому привыкли, что когда оно и вышло, никто не удивился. К тому же мальчик родился крупным, весь в отца. Кнут еще некоторое время ощущал свою вину даже в этом, но, похоронив жену, испытал облегчение и снова повеселел. Его сын, названный Харальдом, рос и воспитывался в семье покойной матери. Гунхильде было не очень приятно узнать, что у Кнута уже есть старший сын и наследник, но что же тут поделать?

Понемногу Гунхильда начала вставать и наконец так окрепла, что решилась как-то вечером выйти к конунгову столу. Перед этим она вымылась, служанки расчесали ей волосы, и теперь она выглядела почти как всегда, хотя была еще бледна и покашливала. Когда она появилась вместе с бабушкой, люди Горма встретили ее гулом удивленных и радостных криков. О ней столько слышали в последнее время, что все только и мечтали поглядеть на эту девушку, не то богиню, не то ведьму. У Горма зимовало много народу, так что «теплый покой» был битком набит.

Кнут выбежал им навстречу и сам проводил к женскому столу, стоящему поперек покоя. Тут произошла заминка: посередине сидела королева Тюра, справа от нее Ингер, слева место было для Асфрид, как уважаемой гостьи. Рядом с Ингер с другой стороны сидела еще одна молодая женщина: должно быть, Хлода, жена Харальда. Или скорее наложница, ведь женщина, взятая без соглашения между родами, подарков, выкупа и надлежащих обрядов, законной женой считаться не может. А если нет рода, то какое же соглашение, кому платить выкуп? Это тоже была красивая женщина: с большими глазами, немного вытянутыми к вискам, с пухлыми губами, она выглядела замкнутой и надменной. Рабыне не к лицу такая надменность, но Хлода ведь тоже была дочерью конунга, только неудачливого, и за этой надменностью скрывала боль попранного достоинства.

Королева Тюра подумала пару мгновений и сделала легкий знак рукой, предлагая Хлоде подвинуться и освободить место для Гунхильды: как свободная дочь конунга, гостья и родственница королевы, та имела больше прав на почетное место, чем бывшая пленница. Хлода тоже помедлила, но все же встала; она не могла ослушаться королевы и хозяйки дома, но всем видом выражала негодование. От ее красивого лица так и веяло холодом, и Гунхильда содрогнулась. И вспомнила, что хорошего подарка для Хлоды у нее нет: те застежки, которые было для нее приготовили, Асфрид еще за время болезни внучки поднесла Ингер.

За мужским столом, рядом с отцом обнаружился и Харальд. Заметив его, Гунхильда тут же встретилась с ним взглядом и удивилась: так хорош он ей показался.