Хватит на новый плащ, чтобы поставить его на старую меховую подкладку. Подойдя к Гунхильде, она почти бросила ткань ей на колени, и ее пухлые губы при этом презрительно дрогнули. Гунхильда поежилась: эта женщина уже была ей врагом, хотя они не обменялись еще ни единым словом. Вместо того чтобы поднести ей подарок, Гунхильда невольно вынудила ее поступиться собственной обновкой. Но разве могла она отказаться? Тогда она навлекла бы гнев Харальда, а что этого делать не стоит, Гунхильда уже хорошо знала.
Через некоторое время Гунхильда уже почти весь день проводила на ногах. Усадьба Горма была заметно больше Слиасторпа: двор, окруженный частоколом, насчитывал сотни по три шагов в длину и ширину. Там был огромный хозяйский дом, построенный из поставленных стоймя толстых досок на бревенчатой основе, с высокой дерновой крышей и дымовыми отверстиями под ней. В средней части располагался пиршественный зал, по обычаю называемый «теплым покоем», поскольку на земляном полу его, между резными опорными столбами крыши, располагалось три больших очага, обложенных камнем. Между столбами и стенами тянулись деревянные помосты: днем на них сидели, а ночью спали головой к огню – так они были широки. Для семьи хозяина имелись отдельные помещения в концах дома, в том числе женский покой, где жила Ингер и служанки; кроме лежанок и сундуков, там находилось несколько ткацких станов и прочие принадлежности женских работ. С другой стороны от теплого покоя была кухня, где в больших черных котлах ежедневно готовили еду на сотни человек – домочадцев, челядь, дружину. Хирдманы жили в другом доме внутри той же ограды, столь же большом; для гостей имелся третий дом. Прочее место занимали хозяйственные постройки, мастерские, домики ремесленников и более богатых хирдманов, имевших собственные семьи и хозяйства.
Гунхильда все еще кашляла и была слаба, но лишь изредка уходила прилечь. Остальное время дня она проводила в девичьей, иногда в гриде, где королева Тюра, ее дочь и невестка со служанками пряли и шили. Гунхильда тоже взялась за прялку. Но беседа поддерживалась в основном между Тюрой и Асфрид: две пожившие женщины рассказывали молодым о своих общих предках и деяниях минувших лет. Нередко послушать их приходил Кнут, а однажды даже Харальд присел ненадолго на скамью. При этом он не сводил глаз в основном с Гунхильды, но она не смотрела на него.
– Конунг Горм вчера говорил со мной о тебе, – тайком сказала ей Асфрид как-то утром. – И Тюра тоже. Горм не прочь взять тебя в жены своему сыну.
– Которому? – невольно вырвалось у Гунхильды, и сердце вдруг забилось. Ей вдруг так ярко представился Харальд, обнимающий ее, что стало жарко.
– Кнуту, разумеется, – удивилась Асфрид. – Харальд младше и уже женат.
– Это не настоящая женитьба, – пробормотала Гунхильда, сама стыдясь своей глупой ошибки.
– Да, не настоящая, но у Кнута нет даже такой жены, а невеста твоего происхождения полагается ему, как старшему. А главное – я к тому веду, – что сам Кнут очень хочет видеть тебя своей женой, а Харальд противится этому.
– Вот как! – Гунхильда вскинула глаза. – Харальд не хочет, чтобы Кнут на мне женился?
– Он не доверяет тебе. Он все-таки считает, что ты не чужда колдовства и зачаровала Кнута, вынудила отступить от Хейдабьора, хотя ничто не мешало ему занять вик. |