|
Она запомнила это лицо с мрачным и свирепым выражением, а сейчас, спокойное и веселое, оно было открытым, ясным и даже красивым. Крашеная льняная рубаха очень шла к его глазам, которые от соседства с темно-голубой тканью казались еще ярче, светлые волосы были причесаны и одна прядь падала, свившись в мягкое полуколечко, на высокий лоб, на груди блестела серебряная цепь с узорным «молотом Тора», на пальцах было несколько колец, за запястье – витой браслет. Во внешности его смешались все оттенки серебра и золота: светлые волосы, белесые брови и золотистая борода на румяном лице придавали ей особенную яркость и выразительность. У Гунхильды мелькнула мысль: мало мужчин сравнится с ним всем видом, ростом и силой, и как жаль, что он такой сумасшедший! Но сегодня он послал ей вполне одобрительный взгляд и приветливо кивнул, даже улыбнулся, и она, стремясь со всеми быть в хороших отношениях, улыбнулась в ответ. Может, он еще окажется не так плох?
– Мы рады видеть тебя совсем здоровой! – сказал ей Горм конунг. – Признаться, многие здесь с нетерпением ждали, когда среди нас появится девушка настолько красивая, что сама Фрейя пожелала принять ее обличье. При этих его словах Гунхильда невольно бросила взгляд на Харальда и заметила, что он нахмурился. А Горм попросил ее рассказать эту историю: дескать, многие желают узнать, как все было. – Но тебе, конунг, следовало бы спросить об этом твоего сына Кнута! – ответила она. – Я ничего об этом не знаю, ведь в то время как Фрейя беседовала с ним, я находилась в Хейдабьоре. И Кнуту пришлось рассказывать снова, как к нему пришла Фрейя и о чем с ним беседовала; все уже знали эту повесть, но теперь, глядя на Гунхильду, с удовольствием слушали еще раз. – Я подумал, как бы Фрейя не разгневалась, что с ее избранницей в нашем доме обошлись так неучтиво, – заметил Горм конунг. – Что ты об этом скажешь, Харальд? – Мы слышали, что иной раз боги являлись конунгам и беседовали с ними, – отозвался Харальд. – Я не знаю, приходила ли Фрейя к моему брату и зачем приходила… – Скорее она пришла бы к тебе, ведь это ты так любишь слушать Христовых людей! – крикнула Ингер. – Если бы она пришла ко мне… – Харальд пристально глянул на Гунхильду, и ее пробрала дрожь. Хоть он и был настроен мирно, в присутствии этого человека ей становилось не по себе. – Я был бы осторожнее. Связываться с богинями – значит сильно рисковать. Многим такие встречи стоили здравого рассудка. Но я хотел сказать не об этом. Гунхильда дочь Олава пострадала… не по своей вине. Ее одежда оказалась испорчена. Поэтому, чтобы ни она сама, ни Фрейя не держали на меня зла, я дарю ей новый плащ вместо того, который был на ней в тот день. Хлода, принеси! Гунхильда и правда не раз уже пожалела о своем красивом синем плаще на меху: после того дня, когда ее в нем неоднократно валяли по мокрой земле, он был весь в грязи, и хотя служанки постарались его отчистить, пятна были еще заметны, а после стирки он полиняет. Хлода слегка переменилась в лице. Видимо, она уже слышала об этом и знала, что ее муж имеет в виду, тем не менее помедлила, прежде чем встать и выйти. Когда она вернулась, в руках у нее был большой свернутый кусок хорошей шерсти, выкрашенной в ярко-красный цвет. |
