Таким способом ей удалось заполучить еду и одежду не только для себя, но и для бывших рабынь майора Грегана, которые на правах военной добычи принадлежали ныне Барабину.

И теперь Сандра без всякого намека на угрызения совести — скорее, наоборот, с гордостью — рассказывала об этом своему господину, стреляя в него хитрыми глазами и заявляя с видом девочки, разбившей банку варенья и заранее знающей, что мама добрая и ничего ей за это не будет:

— Ты можешь меня наказать.

— А знаешь, иногда хочется, — ответил на это Барабин, у которого голова шла кругом от этих безумных женщин.

Хорошо еще, что у баргаутских рабынь не было понятия о ревности. Иначе Сандра и Тассименше непременно передрались бы между собой, и рабыня меча, как пить дать, укокошила бы деревенскую красавицу, даже глазом не моргнув.

Но так уж были воспитаны эти невольницы, что Тассименше глядела на соперницу, повисшую на шее у господина и осыпающую его лицо поцелуями, не со злостью, а с грустью в глазах.

И, не давая этой грусти перерасти в черную зависть, Барабин отстранил от себя смуглянку в красном платье.

Ему пора было спускаться вниз, где уже начиналась церемония приведения к присяге рабынь меча Турдевана.

Все, однако, знали, что присутствие друида придает клятве особую силу. И это радовало далеко не всех.

Баргаутские воины шептали друг другу, что клятва на Книге в присутствии живого друида может стать источником неисчислимых бедствий. Тот, кто нарушит эту клятву, навлечет беду не только на себя, но и на всех, кто рядом, на место, где он стоит, а может, и на всю страну.

Гейши королевской стражи тоже это знали и, может быть, именно поэтому подходили к Книге Друидов с такими заупокойными лицами, что, пожалуй, и со вчерашним не сравнить. Хотя вчера рабыни меча Турдевана делали себе харакири, а сегодня лишь произносили несколько слов.

— Клянусь именем Дендро Этерна, что в чьей бы руке ни был меч Турдеван, я сделаю все, чтобы вернуть этот меч в руки короля и господина моего дона Леона, которого я не покину, и не изменю ему, и не перейду на сторону другого, кем бы он ни был и какой бы меч ни держал в руке. Только смерть в бою остановит меня в стремлении вернуть Турдеван дону Леону, моему королю, дабы он мог возложить его на могилу отца. И в этом я клянусь.

Присяга была всеобъемлющей, хотя несведущему человеку и могло показаться, что это не так. Ведь гейши не клялись верно служить королю Леону вне связи с возвращением Турдевана, а также после того, как он будет возвращен.

Однако на поверку это и не требовалось.

Во-первых, гейши называли дона Леона своим господином и дважды — своим королем. А ни для кого не секрет, что рабыня должна беспрекословно выполнять приказы господина и тем более — короля.

А после возвращения Турдевана проблемы тем более нет. Турдеван будет возложен на могилу короля Гедеона, а клинок дона Леона, имя которого Флегарн, получит от Турдевана заряд королевской силы. И с этого момента уцелевшие рабыни Турдевана станут служить Флегарну в полном соответствии с законом и обычаем.

Пока что, однако, закон и обычай нарушались самым беспардонным образом.

При этом все понимали, что с согласия друида такое вполне возможно, ибо главные хранители и преобразователи обычаев — это как раз друиды и есть. И тем не менее немногие храбрецы могли бы чувствовать себя спокойно рядом с гейшами, которые вместо того, чтобы смыть кровью свой позор, остались живы и дали страшную клятву на Книге Друидов.

Ведь если кто-то из них хоть каким-то образом нарушит эту клятву, кровью умоются не только они.

Пожалуй, если бы король подумал об этом раньше, он бы не допустил подобной церемонии. Но мысль о последствиях пришла в чью-то светлую голову лишь после того, как баргауты увидели в одном помещении священную Книгу, живого друида и мертвого короля Гедеона.