И в разгар пиршества этот большой деревенский босс, которого Барабин про себя называл старостой, вдруг поинтересовался у Романа:

— С кем из моих гейш мессир воин хочет спать?

Роман уставился на него, не совсем понимая, о чем речь — но староста истолковал его недоумение превратно и добавил, понизив голос:

— Хорошие гейши в этой деревне есть только у меня.

Девицы в ошейниках, повинуясь щелчку его пальцев, уже развязывали пояса своих туник, пританцовывая под ритмичное хлопанье в ладоши, которое усиливалось с каждым тактом, поскольку к аккомпанементу присоединялись все новые участники пира.

А в тронутом алкогольными парами мозгу Романа тем временем творился полный сумбур вместо музыки.

Внутренний голос повторял, как попугай, что надо быть осторожнее в словах, потому что спать можно по-разному. И логику этого сутенера с сединой в бороде очень даже нетрудно понять.

Над долиной разгоралось утро, и это было не лучшее время для сна в буквальном смысле слова.

Зато спать с женщинами можно в любое время дня и ночи. Особенно если эти женщины — вполне на уровне стоящих перед ними задач.

Но эту мысль на лету перебивала другая, бессвязная крайне, которая в основе своей была чем-то вроде констатации факта, что порядочные гейши так себя не ведут.

Они даже выглядят иначе.

Настоящие гейши маленькие и узкоглазые, а не волоокие, как одна из этих деревенских звезд стриптиза, и не рыжие и длинноногие, как другая — с фотомодельным телом но некрасивым лицом.

Это не говоря уже о том, что уважающие себя гейши носят длинные кимоно, а не короткие туники, и уж конечно не устраивают стриптиз, стоит им только подмигнуть.

«Я никак не пойму, как мне развязать твое кимоно — а жаль».

А с другой стороны — пока несут сакэ, мы будем пить то, что есть.

Вообще-то, говоря о сне, Барабин не имел в виду никаких переносных значений.

Он просто устал.

Позади была бессонная ночь, и теперь он уже сильно сомневался, что его усыпляли во время перевозки.

Но если женщина просит — почему бы и нет. Волоокая и рыжая, совершенно оттеснив остальных, которых было примерно пять, вешались Роману на шею с таким энтузиазмом, что он не захотел их огорчать.

Барабин дал утащить себя в другую комнату и уложить на мягкий ковер с причудливым орнаментом. И даже сам, ухватив волоокую за кольцо на ошейнике, притянул ее к себе, чтобы впиться губами в ее податливые губы.

Но и в эти минуты максимальной расслабленности Барабин не забывал про Веронику, которая осталась в горном замке злого колдуна, чье имя стерлось из памяти людей по приказу короля.

И про самого короля, который идет сюда с войском штурмовать этот замок, Барабин тоже не забывал.

Во-первых, ему сказали, что авангард королевского войска во главе с майордомом его величества по имени Грус Лео Когеран может прибыть в Таугас уже завтра.

А во-вторых Барабин узнал, что шлемы с бараньими рогами и красные плащи с каймой носят те самые враги короля Гедеона, которые благодаря измене Робера о’Нифта захватили плодородную долину Таодар.

Враги пришли с севера, где их знали издавна, как жестоких морских пиратов. Но в Таодаре, который отделен от Баргаута горами, выходящими к морю там, где высится замок злого колдуна, пираты осели на правах феодалов.

Раньше Таодар принадлежал Эрку. Но по преданию великая королева Тадея триста лет назад заключила с Эрком соглашение, отдав демону горы, но сохранив за собой долины. И с тех пор Баргаут считает долину Таодар своей.

— И сколько же Эрку лет? — удивился на этом месте Барабин.

— Он был всегда, — ответили ему и даже высказали предположение, что именно Эрк и сотворил эти чертовы горы.