Проникнув глубоко внутрь миледи, Элис держала ребенка за головку и за маленькое плечико и постепенно и осторожно тащила его на себя.
Вдруг словно кто-то толкнул ее, и ее пальцы, вызвав волну отвратительного чувства, прорвали мягкую корочку маленького черепа и вошли в тельце младенца, мяконькое, как щелочное мыло. Ручка отломилась и осталась у нее в руке, струя жидкости ударила ей в ладонь. От ужаса Элис завизжала.
В тот же момент Кэтрин снова дернулась бедрами, из нее вырвалась мощная струя липкой слизи и ударила Элис прямо в лицо, горячими сгустками залепив ей губы, глаза, прилипнув к рукам, к волосам и к платью.
— Нет! Нет! Нет! — кричала Элис, обеими руками отбиваясь от этой жути, настигнувшей ее на постели Кэтрин. — Нет!
А миледи снова и снова дергала бедрами, и все новые сгустки белой пены вылетали из нее, пока простыни не покрылись этими жуткими выделениями и комната не провоняла салом.
— Это же воск! — в совершенном ужасе охнула Элис. — О боже, это же свечной воск!
Она отбежала к окну, прижалась спиной к стене и закрыла руками, облепленными воском, лицо, к которому уже успели крепко прилипнуть капельки воска.
— Боже мой, боже мой, — промолвила она. — Это воск. Это свечной воск.
Кэтрин в последний раз простонала и затихла.
— Боже мой. Это свечной воск, — снова и снова повторяла Элис, пока слова эти не утратили смысла, превратившись в вопль страха: — Свечной воск! Свечной воск! Свечной воск!
Элис стала отчаянно отковыривать от кожи засохшие кусочки воска, содрогаясь, когда воск застревал у нее под ногтями. Она отскребала его с рук, с платья. Она была покрыта воском с ног до головы.
— Я никогда теперь не отмоюсь, — произносила она визгливо и громко, впадая в неудержимую истерику. — Свечной воск! Я никогда от него не отмоюсь!
Миледи лежала на спине, глухая к безумным причитаниям знахарки. Организм ее выбросил из себя всю мерзость, она выбилась из сил и была пуста. Прошло немало времени, прежде чем она пошевелилась, протянула руку и недоверчиво похлопала себя по животу. Он оказался совсем не таким, каким был, потерял прежнюю форму. Все еще жирный и полный, он уже не выпирал, не вздымался с гордостью. Ребенка в нем больше не было. Она медленно, с усилием подтянулась, села, опершись на подушки, увидела месиво на простыне и взглянула на Элис. Та стояла, прислонившись спиной к стене, с ног до головы заляпанная свечным воском, глаза ее потемнели от ужаса, а пальцы лихорадочно шарили по лицу, в волосах и по платью, отрывая кусочки воска.
— Что это? — спросила Кэтрин дрожащим от страха голосом. — Что это за гадость такая? Что со мной было?
Элис сглотнула слюну, закашлялась, сглотнула снова. Она с сомнением посмотрела на свои мечущиеся руки — ей никак не удавалось остановить их.
— У вас нет ребенка, — прохрипела она. — Ваш ребенок куда-то пропал.
Наклонившись вперед, Кэтрин ткнула пальцем в белый комок.
— Это и был мой ребенок?
— У вас никогда не было настоящего ребенка из плоти и крови, — сообщила Элис. — Это воск, он весь вытек из вашего чрева. Не было никакого ребенка. — В конце фразы она перешла на визг и, чтобы заглушить его, прижала ладонь ко рту. — Был воск, он просто вытек, вот и все. А ребенка не было.
Лицо Кэтрин вытянулось.
— Как не было ребенка? — не понимала она. — Не было сына для Хьюго?
Не доверяя больше голосу, Элис только покачала головой. Минуту женщины во все глаза смотрели друг на друга, онемев от ужаса.
— Только не говори ему, — взмолилась Кэтрин; в ее резком, надтреснутом голосе звучало безумие. |