– Ольга Ивановна, у вас все в порядке?

    Выйдя из комнаты и перегнувшись через перила, она спокойно ответила:

    – Совершенно. Это ветер распахнул окно, я уже затворила…

    Внизу успокоено затихли. Ольга лихорадочно перебирала все, чем владела прежде, будто домовитая хозяйка, после долгого отсутствия проверявшая содержимое шкафов и сундуков, кухонных ларей и денежных ящиков…

    Ольга остановилась, не завершив пересчета. И так ясно было, что к ней вернулась прежняя сила, она вновь стала колдуньей с нешуточным возможностями и…

    Запустив пальцы в расстегнутый ворот рубахи, она коснулась медальона, шепотом, словно боясь кого-то или что-то спугнуть, спросила:

    – Это из-за тебя?

    Ответа она, разумеется, не дождалась. Медальон смирнехонько покоился на прежнем месте, и от него, положительно, исходило едва уловимое тепло.

    И тогда Ольга поступила не по-колдовски, а чисто по-девичьи – упала в кресло и тихонечко расплакалась, утирая слезы ладонями и хлюпая носом, – слишком много пришлось пережить, слишком неожиданным оказалось возвращение того, с чем она уже мысленно рассталась навсегда, смирившись с утратой.

    Откуда-то сверху послышался язвительный голосок:

    – Ну конечно, что от вас, от людей, ждать…

    Ольга вспыхнула, подняла голову, в спешке утирая со щек последние слезы. Нимми-Нот, уютно расположившись на верху платяного шкапа, смотрел на нее с непонятным из-за покрывавшей мордашку шерсти выражением, повиливая хвостиком и покачивая правой ногой.

    – Тише ты! – фыркнула Ольга, моментально овладев собой. – Внизу услышат!

    – Вот глупая… Не услышат. Я так говорю, что не услышат.

    – Ты что, все время был здесь?

    – Ну конечно. Тут уютнее, чем… чем в обычном логове. Я полагал, прости, ты уже не вернешься и дом долго заброшенным простоит, чего ж тогда не поселиться…

    – А почему сразу не вылез?

    Мохнатый коротыш помялся, но в конце концов сказал неохотно, чуть отворачиваясь:

    – Я ж видел, что ты теперь простец. А зачем ты мне такая, уж прости. Разговоры разговаривать? Такой уж мир: каждый сам за себя, о себе в первую очередь думает…

    – У людей это называется – эгоизм, – сказала Ольга весело.

    Нимми-Нот рассудительно возразил:

    – Это у всех называется житейской практичностью. Но я очень рад, что ты опять загорелась. Когда ты прежняя, с тобой можно разговаривать, у тебя можно найти приют. Всякому уютно в обществе хоть чуточку себе подобных, а с чужими – наоборот…

    – Философ! – фыркнула Ольга.

    – Я просто-напросто умудрен житейским опытом, – серьезно сказал Нимми-Нот. – Поживешь с мое… хотя нет, куда тебе. Поживешь подольше, сама наберешься мудрости.

    Ольга задумчиво протянула:

    – Вообще-то в комнате было бы гораздо уютнее, если бы ты висел, прицепленный хвостом к люстре…

    Но она не успела шевельнуть пальцами, чтобы привести в исполнение свою мысль, – послышался стук колес, и возле самой калитки остановился, судя по звуку, экипаж… в любом случае, не телега ломового извозчика, а что-то полегче.