– А дальше?

    – Вот, собственно, и все, – сказал генерал. – Почти… Хотя странности на этом не кончились. Охота, разумеется, была сорвана – кто бы продолжал гнать волка после такого… Егеря рассыпались по окрестностям, но никаких невиданных зверей не обнаружили. Тебя увезли в имение. А мертвые тела исчезли, необъяснимо и таинственно. Я распорядился, вернувшись в Вязинки, послать за ними телегу: во-первых, мертвые, кто бы они ни были, заслуживают христианского погребения, во-вторых, речь безусловно шла о насильственной смерти в моих землях и требовалось незамедлительное полицейское расследование. Но посланные тел уже не нашли. Клялись и божились, что возле дуба ничего не было: ни мертвых тел, ни крови, ни каких бы то ни было предметов. Туда опять был послан Данила с егерями, но и они ничего не нашли. А полицейское расследование опять-таки ни к чему не привело: ни одна живая душа не видела в окрестностях никаких странно выглядевших чужаков и уж тем более непонятных зверей. Ну, а ты, как легко догадаться, никакой ясности в происшедшее внести не могла, поскольку полугодовалый примерно младенец на такое не способен… Осмотревшие тебя доктора разводили руками и заверяли, что перед ними – самый обыкновенный младенец примерно полугода от роду, без малейших увечий или признаков дурного обращения, в котором таинственного не больше, чем в сапоге или стуле. Вот и все почти. Мы так больше ничего нового и не узнали, постепенно об этом происшествии перестали болтать. Какой смысл, если имеешь дело с совершеннейшей загадкой? Шли годы, а в тебе так и не появилось ничего загадочного или отличавшего от обычных детей. Просто-напросто – неведомо откуда взявшийся младенец, и не более того. Даже это ничего странного в себе не таит, – генерал выдвинул ящик стола и положил перед Ольгой какую-то вещицу. – Его у тебя сняли с шеи, а теперь, сдается мне, самое время вернуть…

    Действительно, в украшении на филигранной работы цепочке не было ровным счетом ничего необычного: всего-навсего плоский медальон с синим камнем посередине. Никакой особой изысканности – разве что с лицевой стороны, где камень, по краю медальона нанесен чеканный узор, но весьма простой, из нехитрых завитушек. Судя по весу и виду, и медальон, и цепочка были золотыми.

    – Золото, – сказал генерал, словно угадав ее мысли. – Ювелир это утверждал со всей определенностью. Правда, не нашлось ни пробирного клейма, ни клейма мастера, но это, несомненно, золото. Вот камень он не опознал. Уверял, что это, безусловно, не стекло, но точнее определить не сумел, что его, как серьезного знатока самоцветов, весьма раздосадовало. – Заметив движение Ольги, генерал сказал: – Нет, не открывается, мы пытались… Вроде бы и имеются крохотные петельки, но ювелир, как ни бился, открыть не смог, значит, медальон литой. И уж безусловно велик для того, чтобы вешать его на шею крохотному ребенку, по размерам подходит исключительно для взрослого человека… Ну, вот и все. Я понимаю, что мой рассказ тебя к разгадке не продвинет ни на шаг, но что поделать, если я знаю ровно столько, сколько сейчас рассказал, и никто не знает больше…

    – Я вам и за это очень благодарна, – сказала Ольга, разглядывая изящную вещицу. – Но почему вы молчали раньше?

    – Сам не знаю. Быть может, не хотел тебя огорчать. Ну что тебе эта загадочная история дает?

    – Эта история? Саму себя. – Ольга печально усмехнулась. – По крайней мере я теперь совершенно точно знаю, откуда взялась, – пусть даже обстоятельства предельно загадочны.