Что-то странное с ней произошло. Она могла исключительно думать, и не более того – тело не подчинялось, Ольга вообще его не чувствовала. Стояла, как живая статуя, видя и слыша все происходящее вокруг, но не могла шевельнуться, заговорить, произнести хоть словечко…

    Мысли смятенно бились, словно птичка в западне (на нее как раз набросили кружевную накидку, скрывшую поясок, все было проделано так молниеносно, что чиновник, все еще полуотвернувшийся, так ничего и не заметил, а его подчиненные о чем-то вполголоса беседовали меж собой). Ольга уже догадалась, что попала в ловушку, стала жертвой заговора и коварной интриги, – седой, она успела понять, не врал нисколечко, он и в самом деле был уверен, что беседовал с самим генералом, вот только в обозначенный в документе день генерал вообще не появлялся в особняке, поглощенный до предела какими-то делами Главного штаба, он уехал вечером предшествующего дня и вернулся утром последующего. Следовательно… Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, с кем, не ведая о том, столкнулся чиновник и кто предстал в генеральском облике.

    Немного опомнившись, Ольга, кипя от злости, попыталась нанести удар, но тут же с ужасом ощутила полнейшее бессилие. Она, казалось, не только обездвижела и онемела, но и растеряла все свои колдовские способности. Как будто их никогда и не было! Ничего не осталось, кроме бессилия, немоты и мятущихся мыслей…

    Один из подчиненных, подобострастно склонившись, зашептал что-то начальнику на ухо.

    – Ну вот и ладненько, – сказал тот, вздохнув с видимым облегчением. – Все устроилось, никто истерик не закатывает… – он глянул на Ольгу с неуклюжим сочувствием. – Милочка, мы ведь не звери, что тут поделаешь… коли по законам Российской империи… Не нами заведено, не на нас, надо полагать, и кончится… – и он повернулся к тем, в цивильном. – Господа, вы б девку увели побыстрее, черным ходом, а то, знаете ли… Еще барышня нагрянет, начнутся ненужные сложности…

    Один из непроницаемых крепко взял Ольгу за локоть и сказал:

    – Иди.

    Голос у него был совершенно бесстрастный, словно бумага на ветру шелестела, и это оказалось даже страшнее, чем если бы он ругался, глумился и злорадствовал. Как-то сразу ощущалось, что у него нет собственных мнений и чувств и он выполняет порученное от сих и до сих…

    Ольга сделала шаг. Она совершенно не чувствовала ног и переставляла их, словно заводная механическая игрушка, не знала даже, дышит она или нет, – только мысли смятенно бились в ловушке.

    – Стой, – послышался над ухом бесстрастный голос.

    Ольга остановилась все так же механически, застыла, как мраморная статуя в парке, уронив руки и глядя перед собой. Скоро это кончится, крутилось у нее в голове. Вот прямо сейчас. Появится Татьяна, что-то такое скажет и сделает, отчего интрига рассыплется, как карточный домик…

    Но в глубине души она сама в это плохо верила – ведь происшедшее с ней было не наваждением, а попросту мастерски использованной реальностью Российской империи. Чиновника, предположим, ввели в заблуждение мнимым «генералом» – но все последующее оказалось уже настоящим движением шестеренок громоздкого механизма, из которого, она знала, невероятно трудно вырваться: уж настолько-то она разбиралась в жизни, многого насмотрелась и наслушалась, выступая в образе юноши-гусара, так что представляла сложности жизни гораздо лучше, нежели обычные светские барышни…

    Она стояла одна – тот, что вывел ее в коридор, вернулся в кабинет и забирал бумаги у чиновника.