Риан с улыбкой покачал головой, притворяясь, будто не верит.
— Ты так думаешь?
— Более того: не вижу, как я могла бы этого избежать. — Маскелль прислонила посох к стене и потянулась, чтобы немного уменьшить напряжение мышц. Она принесла в Марай белый шар Марады — оставлять его во дворце ей не захотелось — и отдала на хранение управителю храма; тот положил странный предмет в шкаф в своих покоях. Загадочный камень мог быть всего лишь средством сосредоточивать и направлять странную силу Марады — именно такой цели служили посохи Голосов, когда те удалялись от храмов, — и стал пустым и бесполезным со смертью хозяйки, но Маскелль все равно хотела за ним присматривать. — По крайней мере после завершения Обряда я не собираюсь беспокоиться о чем-то более серьезном, чем успех или провал представления.
Тут она увидела бегущего к ним по галерее взволнованного монаха и подумала: «Что заставило меня так сказать?»
Монах остановился и торопливо поклонился:
— Святая мать, Посланник Небес просит тебя скорее прийти во внешний двор, к воротам третьей галереи.
— Хорошо, иду. — Маскелль неохотно последовала за монахом. Ее удивило то, что звали ее во внешний двор: если что-нибудь и могло пойти не так, как надо, это должно было бы случиться в сердце храма, в центральной башне, где находилось Колесо Бесконечности. Церемонии, сопровождающие завершение Обряда, были очень сложны, но играли чисто декоративную роль.
— Что случилось? Возникли трудности с завершением Обряда?
— Мне не сказали, святая мать. — Монах встревоженно посмотрел на нее. Туда явился канцлер Мирак с дворцовыми гвардейцами.
— Но император и его свита должны быть уже во внутренних галереях! Церемонии требовали присутствия Небесного Императора; торжественная процессия прошествовала в Марай еще на рассвете, и Маскелль постаралась при осмотре храма избежать встречи с ней.
— Там они и находятся, святая мать.
Маскелль оглянулась на Риана: тот прекрасно понял важность сказанного монахом.
«Ах, я для того только и существую, чтобы Карающий наслаждался видом моих терзаний!»
Они спустились по лестнице, ведущей ко входу во внутренний двор. На нижней ее ступени выстроилась храмовая стража, и Маскелль прочла в позах воинов напряжение. Они расступились перед Маскелль, и она вышла на террасу внешнего двора.
Солнце ослепительно сияло на воде двух прудов по обе стороны вымощенной камнем дорожки; от густой зеленой травы поднимались волны жаркого влажного воздуха. Ряд пальм, окружавших просторный двор, никакой тени не давал. Там, где дорожка подходила к террасе, стояли Посланник Небес, его молодой сопровождающий и Хирана. Маскелль почувствовала, как напрягся Риан, и мгновением позже поняла причину этого: лицом к лицу со жрецами стояли канцлер Мирак, благородный Каруда и дюжина императорских гвардейцев.
Гвардейцы окружали актеров-ариаденцев, все еще одетых в сценические костюмы и не смывших грим. Детей — кроме двоих сыновей Фирака, которые во время представления управляли марионетками, — с ними не было: при наличии работников, устанавливающих декорации, помощь малышей не требовалась, и их оставляли в доме для гостей под присмотром слуг. Что ж, по крайней мере хоть о них не придется беспокоиться… Зато среди актеров была старая Мали, хотя в представлении она не участвовала: старуха отличалась удивительной способностью оказываться в гуще событий, каковы бы они ни были.
Так вот в чем была причина криков толпы! Кушориты привыкли к тому, что пьесы включали импровизации и могли длиться часами, если зрители того хотели. Пьеса, должно быть, понравилась, толпа желала продолжения и была разочарована, когда актеры покинули сцену.
Впрочем, значения это не имело. |