Изменить размер шрифта - +
В понедельник, 24 августа, в газетных киосках должен был появиться следующий выпуск (возможно, не в Кастаньето, – наверное, до Кастаньето он дошёл бы только во вторник или в среду), но это, как и всё остальное, вдруг стало для папы неактуальным. И на сей раз навсегда. А значит, № 899, «Коммуны 2000 года» Мака Рейнольдса, – последняя книга «Урании», которую купил и прочитал папа, последняя в его (почти) полном собрании, с номера 1 до номера 899. И последняя в его жизни.

Согласен, Джакомо, я винил во всём тебя, а винить тебя было ужасно несправедливо. Но, блин, с тех пор прошло уже тридцать лет! Я прошу за это прощения, прошу прощения за то, что помог сделать жизнь в нашей семье невыносимой на долгие годы, которые хоть и продолжали накапливаться и наслаиваться друг на друга, по-прежнему оставались слишком близки к тому проклятому дню. Но ведь прошло тридцать лет! Мы были мальчишками, теперь мы мужчины и не сможем стать чужими, даже если захотим. Братья и сестры обычно ссорятся из-за наследства после смерти родителей – было бы чудесно, если бы мы из-за наследства помирились. Для нашей семьи вообще типично всё делать наоборот.

Прошу, ответь.

Марко

 

 

 

Господинееее! (1974)

 

Это случилось в воскресенье, ранним утром. Пьяцца Савонарола исчезла. Исчезли деревья; исчезло небо; исчезли машины. Ничего не осталось. Как в фильме, который они с матерью смотрели на Рождество, где спускается туман и дедушка теряется у самого дома. Вот и сейчас: спустился туман, и Марко Каррера заблудился у самого дома. Туман – особенно такой туман – был для Флоренции явлением крайне редким, можно сказать, редчайшим. Марко даже ног своих почти не видел.

Это случилось в воскресенье, ранним утром самого бестолкового дня недели. Запрет на пользование личным транспортом – его ещё называли «режимом жёсткой экономии» – уже сам по себе был издёвкой: целый год он, по совету родителей, подрабатывал, налаживал отношения с братом и сестрой, хорошо учился, всячески демонстрировал здравомыслие, рассудительность и выдержку, лишь бы убедить их купить ему «веспу», и на́ тебе, стоило ему добиться успеха, как именно в день его рождения вступает в силу чрезвычайный закон, запрещающий пользоваться этой «веспой» по воскресеньям! Хотя дело не только в этом. Сами причины чрезвычайной ситуации выглядели столь же абсурдно: нефть вдруг стала товаром, требующим строгого нормирования – вот так, ни с того ни с сего? – а вместе с ней и бензин. Выпуски новостей представлялись Марко Каррере полнейшей бессмыслицей. Он был уверен: даже если товар становится настолько дефицитным, что его приходится нормировать, должно пройти некоторое время, прежде чем это нормирование начнут реализовывать. Однако всё: стремительная война Судного дня, решение стран ОПЕК ограничить экспорт нефти – случилось внезапно, так что вилку из розетки пришлось выдернуть немедленно. За какой-то месяц было предписано выключать на ночь уличные фонари и на час раньше заканчивать телепрограммы, запрещено пользоваться отоплением, а по воскресеньям – и личным транспортом, включая «веспы». Но отчего это стало возможным? Неужели цивилизацию так легко поставить на колени? И почему именно в тот момент, когда он, теперь уже четырнадцатилетний, впервые прикоснулся к взрослой жизни? Когда бросил лыжи, чтобы успеть насладиться «веспой», пусть даже зимой и только по воскресеньям, лишь бы не ездить каждые выходные, всю зиму и всю весну, в Абетоне на тренировки и соревнования, вечные тренировки и соревнования, и всё ради того, чтобы потом бессильно смотреть, как те же абетонцы проносятся мимо вдвое, если не втрое быстрее?

Ничего. Значит, пройдёмся. Вот только тумана не хватало...

Это случилось в воскресенье, ранним утром. Марко Каррера шагнул раз, другой – и застыл, потеряв ориентацию, всего в паре метров от дома.

Быстрый переход