Пробо смущённо улыбается. Глубоко затягивается. В теперь уже окончательно сгустившейся тьме горящая сигарета высвечивает его лицо красным. Он молчит, пытаясь разглядеть лицо жены.

В каком смысле, спрашивает она.

У них ведь с Альдино, отвечает он, была дружба не разлей вода, да она и сама это знает, глубокая, полная всяческих приключений и переживаний, однако случались и ссоры, причём парочка весьма памятных, о которых, правда, ни тот, ни другой никогда не упоминали, поскольку быстро помирились и больше зла не держали. Одна произошла, когда им было лет по двадцать и они вместе учились в колледже: Пробо уже и не помнит, по какому поводу, – то ли из-за приглашения на некую вечеринку, то ли из-за девушки, а может, он сам был виноват. Зато Пробо прекрасно помнит вторую, о которой после смерти Альдино частенько задумывался и которая случилась много лет спустя после первой, когда оба уже закончили учёбу, женились и завели детей. Особенно запоминающейся вторую ссору, по его словам, делает то, что, отправившись пострелять дичи в охотничьих угодьях отца Титти в Валломброзе, оба они были вооружены. Альдино тогда подбил куропатку, внезапно шарахнув из обоих стволов прямо над плечом Пробо, чем до смерти напугал друга, который как раз целился в ту же куропатку и, естественно, никак не ожидал дуплета прямо над ухом. Альдино, конечно, был неправ, он поступил бессовестно и авантюрно, но ведь и реакция Пробо оказалась чрезмерно истерической. Он яростно орал обидчику в лицо, осыпал оскорблениями, в том числе самыми несправедливыми, а после, всё ещё дрожа от ярости и ужаса, развернулся и пошёл прочь, оставив друга наедине с собакой, радостно положившей проклятую куропатку к его ногам. Так что же, спрашивает Пробо жену, разве не могло у него за время этой вспышки на какие-то три сотых секунды возникнуть желания убить Альдино? В руках – заряженная двустволка, в душе – гнев и ненависть, мигом превратившие его в последнюю сволочь: так не считает ли Летиция, что за краткий отрезок времени, который попросту невозможно заметить и запомнить, в этом взрыве ярости мог зародиться импульс вскинуть ружьё и выстрелить другу в лицо?

Молчание. Летиция не знает, что сказать. Темноту прорезает жёлтый свет фар, он приближается – это «Ситроен-ДС» Титти Мансутти. Летиция по-прежнему молчит. Да, отвечает за неё Пробо, разумеется, мог. А поскольку, заключает он, судьба уготовила Альдино умереть вследствие продлившейся три сотых секунды комбинации условий, одной из самых невероятных во вселенной, это и впрямь всё равно, как если бы тем утром его убил он, Пробо. Абсолютно всё равно. Он бросает сигарету, распахивает дверь, выходит. Летиция присоединяется к нему. «Ситроен» останавливается, из него выбираются Титти с двумя дочерьми. Все обнимаются и заходят в ресторан.

В этот самый момент двадцатью километрами севернее из дома в сторону пляжа выходит Ирена. Джакомо с облегчением глядит ей вслед, поскольку задумал одно дельце, но не осмеливался за него взяться, пока Ирена блуждала по дому: она ведь всё услышит и обо всём пронюхает, а чего не услышит и о чём не пронюхает, о том один бог знает как догадается.