|
Уверенно ведя машину в сгущающихся сумерках, он рассказывает ей то, о чём никогда даже не упоминал: об усилиях, предпринятых им, чтобы алгебраически доказать абсурдность этой чудовищной и категорически неприемлемой смерти, – и о том, что в процессе доказательства, как бы нелогично это ни звучало, сам с ней смирился. Пробо говорит, что придумал, как рассчитать вероятность той аварии, и ухитрился добыть все собранные в ходе последующего расследования данные: курс вертолёта, его скорость, высоту полёта, массу бадьи, которую необходимо было добавить к массе перемещаемой воды, скорость ветра и скорость мотоцикла в момент удара. Вот только в ходе кропотливых расчётов он получил цифры, свидетельствующие прямо противоположное тому, что намеревался доказать: вместо крайней невероятности трагического совпадения они утверждали его неизбежность, сложение векторов сил попросту не оставляло другого исхода. Тогда, продолжает Пробо, он изменил подход и попытался представить проблему так, как представила бы её она, то есть наиболее простым и креативным способом, – тут Летиция буквально тает от нежности. Достаточно ведь элементарного, всего в одно действие, подсчёта: сколько метров пролетает вертолёт за секунду? С учётом уже имеющихся данных – 43, за секунду вертолёт пролетает 43 метра. А Альдино? Какова была скорость Альдино? 23,5 метра в секунду. Поскольку, объясняет Пробо, вся выведенная им ранее мешанина цифр совершенно не зависела от того, в какой момент обломился крюк, то, обломись он всего секундой позже, бадья оказалась бы на 43 метра восточнее, то есть, надо заметить, прямо напротив церкви Сан-Леонардо (он проверял), Альдино же – на 23 с половиной метра дальше по шоссе. И, следовательно, он не только не погиб бы, но, возможно, даже ничего бы не заметил и беспечно продолжил бы свой путь в направлении Пунта-Ала. Это если бы крюк обломился секундой позже. Но что, продолжает Пробо, если крюк обломился бы всего на десятую долю секунды позже? В реальности, объясняет он, десятая доля секунды – срок ничтожно малый, своего рода абстракция, мгновение ока: но если бы крюк в тот день обломился всего на десятую долю секунды позже, бадья упала бы в четырёх метрах тридцати сантиметрах от места, где упала на самом деле, а Альдино успел бы проехать почти на два с половиной метра дальше. То есть он бы всё заметил, здорово бы перепугался, но, опять же, с ним ничего бы не случилось. Как насчёт одной двадцатой секунды – в смысле, пяти процентов? Тот же результат: два пятнадцать, метр двадцать пять – повод поставить свечку в церкви, но, опять же, опасности никакой. А вот три процента: метр тридцать, семьдесят сантиметров, бам! – прямое попадание, концы в воду. Из чего, по словам Пробо, следовало, что смерть Альдино стала результатом непредвиденного стечения обстоятельств и явилась вопросом трёх сотых секунды.
Тут Пробо прерывает свою лекцию и спрашивает Летицию, слушает ли она. Летиция отвечает «да», потому что это правда: она и впрямь его слушает, причём с непривычным вниманием – и, как мы уже сказали, нежностью, поскольку в её глазах то, что делает Пробо, и есть его сущность. Тем временем они прибывают к месту назначения, на площадь, где находится ресторан, и Пробо молча паркуется. Гасит фары. Выключает двигатель. Опускает стекло. Закуривает сигарету. К таким выводам, говорит он наконец, ему удалось прийти, вообразив, как представила бы проблему она, Летиция: один расчёт с простым и всеобъемлющим результатом, а не десяток – с результатом запутанным и ничтожным. Так и подходят к вопросу архитекторы, улыбается Летиция. Нет, возражает Пробо: так подходит к вопросу Летиция Калабро́. А уже из этих выводов, добавляет он, у него возникло совершенно новое ви́дение смерти Альдино – ви́дение, которое Пробо, по его словам, до сих пор носил в себе и которым сегодня решил с ней поделиться. Даже без вычислений ясно, что шансы на облом крюка именно в тот день и ту секунду, когда Альдино Мансутти проедет именно там, где рухнет бадья, бесконечно малы. |
