— Отлично, жду в подъезде.

— Иду, — выскочил из машины и бодро затрусил в сторону дома, зевая на ходу. Вчера, вместо того чтобы лечь пораньше и заснуть, мы с Ильиным зацепились языками и полночи проболтали. Открыл дверь и вошел в подъезд.

— Давай быстрее, — поторопил Николай. — А то перейдет, сука, к водным процедурам, жди его потом, — и мы в темпе рванули наверх.

— Мой ход, — я встал перед дверным глазком и решительно надавил на кнопку звонка. Раз, другой, третий, еще и еще без перерыва. Как говорится, вежливо, но настойчиво. Именно так, не иначе, принято у нас вторгаться в жизнь и квартиры граждан. Николай пристроился у стены сбоку. Телескопическим глазком его куратор обзавестись не озаботился, а потому бодрого старца ждал сюрприз.

Послышались шаги, внутренняя дверь открылась, жилец приник к оптике.

— Кто там?

— Капитан милиции Луценко, убойный отдел, — представился я, достал удостоверение, развернул и расположил перед глазком. — Гражданин Пермяков?

— Да.

— Откройте, пожалуйста, — и до чего же я вежлив сегодня!

— Зачем? — после паузы строго поинтересовался Пермяков И. С. Видимо, внимательно вчитывался.

— Хочу задать несколько вопросов.

— Задавайте, — разрешил он, но дверь открывать не подумал.

— Вам принадлежит автомобиль марки «Опель Астра» серого цвета, номерной знак?..

— Мне, а что?

— Документы на машину имеются?

— Конечно.

— Предъявите.

— На каком основании?

— Объясню, но сначала я должен на них взглянуть.

— Минуту, — и зашаркал тапочками вглубь квартиры. Наверняка, старый партизан собрался звонить ко мне в управление.

На доброе здоровье. По управе сегодня дежурит Толя Вахитов, а тот на вопросы отвечать умеет. Мало не покажется.

Замок щелкнул, дверь растворилась.

— И, все равно, капитан, не понимаю, — сурово заявил стоящий на пороге. — Это ведь не ваша земля…

— Наша, Семеныч, наша, — Ильин вынырнул из-за моей спины и нарисовался прямо перед ним. — Не рад?

— А, это ты, — тускло произнес тот. И тут же выбросил вперед руку, целясь пальцами в глаза.

Глава 42

Инструктор по прозвищу Мастер

Люблю, признаться, что-нибудь под настроение спеть, вживую, без всякой там фонограммы. Кое-кому, кстати, нравится, например, самому мне. Другим — как-то не очень. Слуха, говорят, у меня нет. И голоса. Можно подумать, у всех остальных есть. А ведь мелькают в ящике и даже считаются звездами.

Хозяин квартиры уныло восседал на табурете в собственной кухне с полотенцем у рта и что-то жалостно бубнил сквозь это самое полотенце. О Женевской конвенции и гуманном отношении к военнопленным. Иннокентию Семеновичу страшно не нравились издаваемые мною волшебные звуки, думаю, если бы ему предложили на выбор прослушать еще пару шлягеров в моем исполнении или подвергнуться пыткам, бодрый старик наверняка выбрал бы последнее.

— Больно? — подошел поближе и погладил ласково заросший седым волосом затылок.

— Ебдктк — очевидно, это означало «тебе бы так».

— А нечего конечностями размахивать, тоже мне, Брюсов Ли из Свиблова. Серега!

— Что? — раздалось из глубины квартиры.

— Иди кофе пить.

— А орать не будешь?

— Я тихонько.

Семеныч затряс головой и принялся стонать.