|
Колер был уже не добродушным толстяком, немного мягкотелым и неряшливым, а человеком, следовавшим за ним по пятам в течение тридцати лет и под напускной покорностью прятавшим зависть и злобу. Ведь заместитель знает его лучше, чем кто бы то ни было, все подмечает и, вероятно, ничего не забывает. Могра был удивлен, что он явился к нему почти сразу после Лины, которая принесла мужу не только цветы, но и узкогорлую вазу. Цветы, разумеется, ее любимые желтые гвоздики. Их только шесть - больших букетов он не любит. Секретарша в редакции каждое утро ставит ему на письменный стол один цветок. Лина, должно быть, решила, что в больнице не найдется небольшой вазы, и захватила подходящую из отеля. Сколько лет они уже живут вместе? Семь? Восемь? Все это время он был убежден, что любит ее. А теперь смотрел на нее бесстрастно, примерно так же, как на старшую медсестру, а потом на Фернана Колера. - Пьер сообщает мне о твоем состоянии по несколько раз на дню. Пьер-это Бессон д'Аргуле. Она тоже зовет его по имени. Она любит звать людей по имени, особенно широко известных. - До сих пор он не разрешал мне тебя навестить. Похоже, профессор Одуар дал на этот счет строгие указания. Добраться до твоей палаты мне стоило больших Трудов. Это был монолог Лины, а когда вошел Колер, она встала у окна, уступая ему место у постели. - Ну что, Рене, решил попугать своих друзей? Колер говорил неискренне. Все они говорят неискренне - Бессон, Лина, Жозефа и даже м-ль Бланш, которая тем не менее кажется ему ближе других. В среду, в редакции, когда его везли в клинику в Отейль, его заместитель, должно быть, лихорадочно готовил новую первую полосу, наверное окаймленную черной рамкой, с заголовком на пять колонок и с некрологом. Интересно, кому они заказали некролог? Явно кому-то из тех, кто был с ним в "Тран-Вефуре", скорее всего академику Даниэлю Куффе, и Могра живо представил, как тот садится за работу прямо тут же, в комнате, где они завтракали. Дело было безотлагательное. Редакционный курьер-велосипедист ждал буквально за дверью, чтобы доставить статью, как только она будет готова. Могра почти уверен, что некролог уже набран и ждет своего часа. - Знаешь, Рене, добраться до тебя было не так-то просто. Колер сказал это почти теми же словами, что и Лина. - Там, внизу, установили заграждение. Могра не принял в расчет, что в течение тех дней, что он провел в забытьи и одури от наркоза, жизнь продолжалась: о нем говорили, узнавали, как он себя чувствует, пытались к нему проникнуть. Эта мысль не радует его, но и не огорчает. Ему безразлично, что Колер тоже в чем-то черном или темно-сером, чтобы быть готовым к любой случайности. А Лина подумала об этом, когда выбирала платье? Вспомнила ли она о фоторепортерах, которые в случае чего подвергнут ее настоящей осаде? - Мне разрешили пробыть у тебя всего несколько минут. От врачей я знаю, что все идет хорошо и через несколько недель ты будешь на ногах. Я сейчас расскажу тебе в общих чертах, как и что, - ты ведь, я понимаю, беспокоишься за газету. Это не так. За это время он не вспомнил о ней ни разу. - Думаю, ты меня одобришь - я ничего не сообщил в нашей газете о том, что с тобой случилось, и по телефону попросил коллег, чтобы они тоже молчали. Так же я поступил и с "Франс-Пресс", и с двумя американскими агентствами. |
