У Коростельского было трое детей, мальчик и две девочки, и у Окоемовой — сын, а также тяжело больная мать, которой она вечно доставала импортные лекарства.

«Разойдитесь! — думал я уже с жалостью. — Бегите друг от друга, как от чумы. Никогда не садитесь за один стол обедать и не выходите вместе с работы. А еще лучше тебе, Володя, побыстрее перевестись в другой отдел. Бегите! Спасайтесь! Есть еще шанс!»

Так я думал, но, конечно, не произнес ни слова.

Рядовое, но поразительное событие, когда два человека работают рядом, встречаются ежедневно, равнодушно обсуждают новости, иногда ведут общую разработку, спорят, смеются, ругаются и, в общем–то, помнят друг о дружке, только когда видят. И вдруг — особый взгляд, настороженное слово, определенное атмосферное давление — и что там еще может быть? — вспыхивает электрический разряд, и души двух людей воспламеняются, соприкоснувшись. Этот момент неуловим и таинствен, как сама любовь. Смешливый Амур — меткий и ловкий стрелок. Уж если попал, то попал. Нет больше двух коллег, есть два очарованных создания, вокруг которых — принюхайтесь хорошенько! — струится аромат лилий и позванивают шутовские бубенцы. В коллективе им не спрятаться, они как мишень, выхваченная из мрака мощным лучом прожектора. Им и от себя не спрятаться, ибо они обречены сплясать любовный танец у всех на виду. Трудно ли им, унизительно ли, весело ли — не берусь судить. Одно скажу: бог, или кто там насылает эту напасть, храни, храни влюбленных. Хоть на это–то хватит у тебя добра?..

После обеда я пошел к Перфильеву, чтобы опять отпроситься. Но сегодня это был совсем не тот Перфильев, что вчера. Я застал его в лаборатории и только было при всех заикнулся о своей надобности, как он предостерегающе поднял палец, схватил меня за руку и вывел в коридор. Тут он начал мяться, как некрасивая девица на танцплощадке. Оказалось, вчера около пяти часов меня разыскивал Перегудов и, узнав, что Перфильев меня отпустил, устроил ему нагоняйчик.

— Такие эксцессы нам совсем ни к чему, — сказал, извиняясь, Перфильев.

— Хорошо, Руслан Викторович, что–нибудь придумаю, как уйти.

И тут он совершил в некотором роде акт самопожертвования.

— А вам очень нужно?

— Позарез.

— Ступайте, Виктор Андреевич. Семь бед — один ответ. У вас какие–то неприятности с руководством?

— Незначительные, — ответил я. — Так или иначе все утрясется.

В детский садик № 89 я приехал в половине пятого. В раздевалке средней группы две ранние мамаши уже хлопотали над своими сокровищами. Сверкали счастливые мордашки. В большой комнате дети ждали родителей. Гул, взвизги, беготня — кончаются пять дней разлуки. Все пронизано нетерпением. Самые шустрые колобки то и дело норовят выкатиться в коридор. Воспитательница девушка с ненатурально строгим лицом — удерживает позицию у дверей. Настроение, конечно, у всех праздничное.

В шумной ораве я выискал глазами Леночку.