Но мы же люди — не звери. Интеллигентные, черт возьми, люди, образца научно–технической революции.

Однажды она вдруг спросила:

— Витя, а тебе очень больно было, когда делали операцию? (Два года назад мне удалили камень из почки.)

Я возликовал как мальчишка. Думает обо мне, думает.

Сказал веско:

— Не твое дело, — ее голосом.

Хохотали, целовались.

В другой раз:

— Витя, давай я тебе постираю, — это со странным прищуром, почти умоляюще.

— Мужу своему стирай.

— Он в командировке.

— Вернется, постираешь…

— Ты меня к нему ревнуешь?

Я взорвался:

— Дура ты, Натка, полная дура! А еще врач. Диплом, наверное, фальшивый? Как же ты думаешь? Ревную ли? Нет, рад. Рад, что у тебя муж, что были любовники. Много у тебя было любовников, дорогая? Десять, сто? Судя по всему — хватало.

Не обиделась ничуть, на мгновение задумалась, отвернулась, сказала негромко:

— Нервы у тебя, Витя.

— У меня — нервы?

— Видимо. Хочешь, я выпишу кое–что и сама буду колоть?

Смотрела серьезно и с нежной жалостью.

— Вот что, Наталья Олеговна, не пора ли вам домой? Нет? В любой момент муж позвонит, умирающие больные. Ты всегда должна быть на посту. А мне твою чушь слушать невыносимо.

Меня начала утомлять ее податливая агрессивность, пугало дремотное марево, которое все плотнее окутывало нас обоих.

И все еще я не понимал, что она полоумная, моя любимая.

— Почему мы никуда не ходим с тобой, Тала?

— А куда?

— Куда люди ходят. В театр, в кино.

Не скажу, чтобы я был любителем зрелищ, как раз к тому времени мне не то что театры, а и люди малость прискучили. Остались книги и радость свободного одиночества. Оглядываясь назад, я с ужасом видел, что ничего не вернешь, ничего. И замены тому, что было, нет.

Наталья, однако, намотала на ус замечание о театре и вскоре спроворила билеты на Таганку. Видимо, были у нее знакомые рангом покрупнее меня.

Сходили в театр. Я пил в буфете несвежее пиво и зевал в зале. Наталья скучала рядом.

— Смотри, правда, здорово? — заискивающе подбадривала она меня.

— Да, — вторил я. — Талантливо, тонко, современно. Еще много там действий, загляни в программу?

— Еще одно.

У меня дома нам было лучше. Не так хорошо, как вначале, но все–таки.

— Наташа, посмотри телевизор, а я поработаю.

— Ладно.

Я горбился над своими листами, над уродливыми своими закорючками, кусал карандаш и не мог никак сосредоточиться. Я представлял, как она сидит в соседней комнате на тахте, поджав под себя длинные ноги, и безмятежно пялится на мерцающий экран. Что за зверек поселился в моей квартире. Надолго ли?

— Талочка, расскажи какой–нибудь случай из практики.

— Представляешь, прихожу вчера по вызову к больному — пожилой человек, по профессии музыкант, — в карточку заглянула, а у него рак, ну, может, месяца три ему осталось. Дома его жена и взрослая дочь. Я, конечно, делаю вид, что выслушиваю его, глаза прячу — трудно же это, Витя. Давление измерила. Суечусь как можно правдоподобнее. И вдруг он спрашивает: вы знаете, доктор, что мне несколько недель всего жить? Весело так, с улыбкой натуральной.