— Я понял. Что вы хотите?

Голос заместителя убитого Горчакова был бесцветным и напряженным.

— Встретиться и обсудить происшедшее.

— Хорошо. Только давайте часа через три. Ко мне поднимается следователь, я сейчас должен его отшить. В общем, я позвоню вам, когда можно будет приехать.

— Договорились, — согласился Болеславский.

Умецкий позвонил, Болеславский немедленно выехал к нему.

Дмитрий Петрович выглядел, мягко говоря, не очень хорошо. Удивительно ли, если учесть, что гибель начальника фирмы автоматически выдвигала его под потенциальный следующий удар. И не только — должность заместителя погибшего немедленно вызывала у правоохранительных органов приступ служебной паранойи. Умецкий уже успел испытать ее на себе в полной мере.

— Они мне тут всю плешь проели, — признался заместитель. — Прямо, конечно, ничего не говорят, но между строк так и читается, что они ждут признания: дескать, вот я — убийца. Забирайте, сажайте! Ощущение — хуже некуда.

— Понимаю. Но ведь они ни в чем не уверены.

— Были бы уверены — мы бы с вами не разговаривали, — мрачно ответил Умецкий. — Я бы сейчас давал показания их отмороженному следователю.

— Кто ведет дело? — на всякий случай спросил Болеславский.

— Следователь Юровский. Он из РУБОПа.

— Я знаю, — кивнул Болеславский. — Ну да, своеобразный мужик. Но насколько нам известна его метода работы, он не будет прессовать человека только ради того, чтобы получить признание в несуществующем преступлении. Ему нужнее истинный виновник. Редкая нынче порода, если честно. И это нам на руку.

Умецкий, если судить по его виду, не слишком-то обрадовался таким словам. Ну да, менты — это одно. А как насчет всех прочих? В первую очередь — как насчет тех, кто теперь приступит к борьбе за фирму?

— Я надеюсь, хоть вы-то не считаете, что я виноват…

— Этого мы не знаем. Но раз вы до сих пор живы, то, значит, все не так плохо. Не так ли? — подмигнул Болеславский.

Умецкий еще сильнее изменился в лице. Видимо, он не считал, что все настолько уж замечательно. И ясно, что милиция, РУБОП и все прочие — это только бледное подобие настоящей угрозы и проблемы, а проблему эту олицетворяет этот вот довольно молодой человек.

— Хорошо, — сказал Болеславский. — Давайте перейдем к деловому разговору. Начнем с очевидного: какие есть идеи относительно происшедшего у вас?

— Убрали, чтобы фирму оттяпать, — пожал плечами Умецкий.

— Это я и сам понимаю. Не хотите предположить, кто мог зайти настолько далеко?

Умецкий задумался. Болеславский терпеливо смотрел на него, моргая своими светлыми глазами.

— Я не уверен, но недели две назад приходил человек от Кремера. И что-то нехорошее там произошло, в кабинете. Тот, кто от Кремера, натурально выбежал, а наш так орал, что на другом конце фирмы было слышно.

Русский германского происхождения Кремер был человеком, стремящимся подмять под себя как можно больше фирм и магазинов, занимающихся торговлей ювелирными изделиями. У него были налаженные каналы связи с Европой и США. А там, несмотря на общую утрату рыночного интереса к искусству России, вспыхнувшего в начале девяностых годов, все равно оставалось достаточное количество увлеченных коллекционеров. И они готовы были платить неплохие суммы за то, что привезено из России. Конечно, речь ни с какого бока не идет о малоинтересных поделках. Нет, Запад требовал качества. Даже здесь он оставался педантичным и внимательным, больше слушаясь разума, нежели сердца.