Медленно, метр за метром Комбат приближался к площадке перед воротами в подземное хранилище. Борису Рублеву было на руку то, что насыпь узкоколейки возвышалась на метр и за ней можно было укрыться. Он полз вдоль насыпи и тут у него мелькнула шальная мысль:

«Вот если бы тут стоял локомотив! Разогнаться на нем, высадить огромные железные ворота, передушить всех этих уродов».

Но додумать эту мысль Комбату не дал скрежет ворот. Вернее, они даже не заскрежетали, а взвизгнули – слишком резко их кто-то толкнул.

– Эй, ты куда? – послышался глуховатый и немного злой мужской голос.

– Куда, куда… Понос у меня! Что-то совсем плохо мне от этих консервов.

– Ну так иди.

– А я и иду.

Комбат приподнял голову. Он слышал тяжелые шаги по бетонной площадке. Звук шагов приближался к нему, становясь все более отчетливее. Комбат припал к земле, ощущая небритой щекой камешки мелкого гравия.

– Ну, ну, иди сюда, иди ближе… Ближе… – шептал Борис Рублев, сжимая рукоять ножа.

Он уже понял, пистолет ему пока не понадобится. Поэтому он тихо сунул его в карман камуфляжной куртки. И тут же вздрогнул: ствол пистолета скрежетнул по связке ключей.

«Мать твою ..!» – подумал Комбат, замирая в крайне неудобной позе. Ему даже показалось, сердце замерло и не бьется. – Ему удалось разглядеть, как из тумана вышел высокий мужчина в камуфляжной крутке, на ходу расстегивавший брючный ремень.

«Ну, ближе, ближе!» – молил Комбат.

Мужчина рванул ремень и опустился на корточки, кряхтя, тужась и издавая красноречивые звуки.

«А что б тебя, – подумал Комбат. – Засранец ты какой-то, а не бандит!»

А мужчина уже сидел и разминал в руках газету, комкал ее, шурша.

«Ну, твоя песня спета», – Комбат сделал стремительный бросок, наваливался сзади на свою жертву и, валя мужчину на бок, одновременно левой рукой зажал ему рот, а правой приставил лезвия ножа к горлу.

– Тихо, не пищи, – прижавшись к уху бандита, прошептал Комбат. – Если только пискнешь, я перепилю тебе горло, перережу до позвоночника. Понял?

Бандит явно не ожидал нападения, да еще в такой постыдный момент. А Комбат прижал его к земле и глядя в выпученные от страха глаза, зашептал:

– Сколько вас в складе?

Затем отнял ладонь, давая возможность бандиту говорить.

– Семь или восемь.

– Так семь или восемь?

– Восемь, восемь…

– А сколько возле ворот?

– Двое, – ответил бандит едва слышным голосом.

От бандита воняло, но это ничуть не смущало Комбата.

– Где мой друг? – Комбат спросил это таким голосом, что не ответить или соврать было невозможно. И даже если бы Подберезского в складе не было, то лучше было бы сказать, что он там.

– Там, там…

– Он жив? – едва слышно спросил Комбат.

– Жив пока еще.

Это было самым главным для Комбата.

«Значит Андрюха жив!»

– Он далеко в складе?

– Да, далеко, в самом конце. Налево за колоннами маленькая комната, там горит свет.

– Так сколько, говоришь, вас там?

– Восемь. Я девятый.

– Восемь, ты девятый?

– Эй, Паук, ты что, веревку сожрал? – послышался голос от ворот склада.