|
У вас, должно быть, богатый опыт. Я боялся, но еще больше я боялся показать ему свой страх — тут он совсем сорвался бы с цепи. Как злая собака, он был безопаснее, пока лаял. — Зачем вам меня арестовывать? — спросил я. — Посольство немедленно этим заинтересуется. — Сегодня в четыре часа утра было совершено нападение на полицейский участок. Один человек убит. — Полицейский? — Да. — Отлично. — Не прикидывайтесь, будто вы такой храбрец, — сказал он. — Вам очень страшно. Взгляните на свою руку. (Я вытер раза два вспотевшую ладонь о штаны пижамы.) Я неестественно захохотал. — Сегодня жарко. Совесть моя абсолютна чиста. В четыре часа я уже был в постели. А куда делись другие полицейские? Небось сбежали? — Да. В свое время мы ими займемся. Они сбежали, бросив оружие. Это грубая ошибка. Из кухни повалили тонтон-макуты. Странно было в предутренней мгле видеть столько людей в солнечных очках. Капитан Конкассер сделал одному из них знак, и тот двинул меня в челюсть и разбил губу. — Сопротивление при аресте, — сказал капитан Конкассер. — Надо, чтобы на тебе были видны следы. Тогда, если мы захотим соблюсти вежливость, мы покажем твой труп поверенному в делах. Как там его зовут? У меня плохая память на имена. Я чувствовал, что у меня сдают нервы. Даже человеку храброго десятка трудно быть смелым до завтрака, а я не смельчак. Я почувствовал, что не могу усидеть — меня так и тянуло броситься к ногам капитана Конкассера. Я знал, что такой поступок оказался бы роковым. Никто и не пожалеет пристрелить подобную мразь. — Я скажу тебе, что случилось, — сказал капитан Конкассер. — Постового полицейского задушили. Наверно, он заснул на посту. Какой-то хромой взял его ружье, а метис револьвер, они ворвались туда, где спали другие полицейские... — И дали им уйти? — Моих людей они бы не пожалели. Полицейских иногда щадят. — Мало ли в Порт-о-Пренсе хромых. — Где же тогда Жозеф? Почему он не ночует дома? Филипо узнали, и его тоже нет дома. Когда ты, его в последний раз видел? Где? Он подал знак тому же из своих подручных. На этот раз тонтон-макут с силой лягнул меня в голень, а другой в это время выхватил из-под меня стул, и я очутился там, где мне так не хотелось быть, — у ног капитана Конкассера. Туфли у него были жуткого рыжего цвета. Я знал, что мне надо встать, не то мне конец, однако нога очень болела, я не был уверен, что устою, и сидел как дурак на полу, словно это была веселая вечеринка. Все ждали, что я стану делать дальше. Может быть, когда я встану, они меня повалят снова? Я ведь не знал, как у них принято развлекаться. Я вспомнил сломанное бедро Жозефа. Безопаснее было оставаться на полу. Но я встал. Правую ногу пронзила острая боль. Я оперся на балюстраду. Капитан Конкассер не спеша передвинул нацеленный на меня револьвер. Он очень удобно устроился в моем шезлонге. У него и впрямь был такой вид, будто он здесь хозяин. А может, он как раз этого и добивался. — О чем это мы говорили? — сказал я. — Ах, да... Ночью я ездил с Жозефом на моление. Там был и Филипо. Но мы с ним не разговаривали. Я ушел до того, как все кончилось. — Почему? — Мне стало противно. — Тебе противна религия гаитянского народа? — У каждого свой вкус. Люди в темных очках обступили меня теснее. Очки были повернуты к капитану Конкассеру. Если бы только я мог увидеть глаза хоть одного из них, их выражение. |
