Изменить размер шрифта - +
Но ни у кого из нас нет сомнений, что наш Аркад был не просто хорошим человеком — он был… у меня нет слов. Мне кажется, что каждый из нас потерял частицу себя. Аркадий, знай — где бы мы ни были, что бы ни случилось, мы всегда будем тебя помнить!

Все чокнулись и выпили. Некоторое время за столом висела тишина, только позвякивали вилки, размазывая по тарелкам салат, да еще раз тихо всплакнула Ольга. Тосты шли по кругу. Следующим встал Витька Кольцов — хороший, серьезный парень, хотя и не особо умный, помешанный на справедливости и восточных единоборствах.

— Второй тост обычно пьют за родителей… — Витька замолчал, подбирая слово, — ушедшего. Я не видел родителей Аркадия. Но я знаю, что это замечательные люди, и я представляю как им сейчас тяжело. За них!

Рюмки снова сдвинулись. Третий тост выпало произносить мне. Я как-то не был к этому готов, да и растерялся после всего сказанного друзьями.

— Ребята. Я поднимаю этот бокал, закрытый хлебом, за друзей, за вас. Мне больно видеть, что я невольно принес вам такое горе. И я хочу выпить за дружбу — пока в мире есть дружба, жизнь продолжается!

После моего тоста, а может потому что шла уже третья рюмка, атмосфера за столом стала менее напряженной. Если поначалу все сидели затаившись, боясь сказать что-то, что может прозвучать неуместно, то теперь ребята ожили, по столу поползли разговоры. Семен достал свой неизменный фотоаппарат и сделал несколько снимков. Артур предложил выпить за сессию, и все его поддержали. Аленка и Ольга насели на Игорька чтобы он взял гитару и спел. Постепенно все разбрелись по квартире и я тоже вышел из-за стола, чтобы не оставаться одному.

В одной комнате пел Игорек, вокруг него сидели Аленка, Семен и еще кто-то. На кухне Руслан с горящими глазами что-то доказывал Лариске, а Лариска хихикала. На балконе курили, облокотившись на перила, слышались полупьяные голоса и смех — там кажется рассказывали анекдоты. В туалете кого-то тошнило.

В коридоре меня поймал Шуршик.

— О, з-здорово, Аркад.

— Привет, Шуршик.

— С-слушай, что-то я тебя х-хотел спросить…

— Что?

— Это… — Шуршик потупился. — С-слушай, ты ведь к-курсовую по с-сопромату уже сделал? У нас же в понедельник Косач будет принимать?

— Опомнись, Шуршик, у меня в понедельник похороны.

— Вот, и я про то же. У тебя с-случайно не второй вариант?

— Откуда ты знаешь?

— У меня как раз второй, а их всего два. С-слушай… если бы это… Ведь она т-тебе больше не нужна, ведь правда? Н-не мог бы ты ее… Ну в общем… — Шуршик совсем смутился и замолк.

— Отдать тебе мою курсовую?

— Вот было бы з-здорово!

— Ну и идеи у тебя возникают спьяну! Хорошо. Как нам пересечься?

— Я т-тебе вчера д-домой з-звонил, чтобы ты сюда принес… И это… Не было тебя… Ну давай я подъеду куда-нибудь… Как тебе удобнее…

— Ну давай в понедельник после похорон я заеду в институт.

— Аркад, а вот можно… завтра? Я бы тогда в п-понедельник сдал Косачу…

— Ну хорошо, завтра, — я вздохнул, мне не хотелось появляться дома до похорон.

Мы договорились встретиться в метро, и Шуршик отвалил. В гостиной запели нестройными голосами «Ой, мороз, мороз», и тут же раздался дурашливый вопль подвыпившего Баранова, перекрывший хор: «Ой, понос, понос, не понось меня-а-а-а!» Кто-то заржал, послышался возмущенный вопль Ольги, и Баранова выпихнули в коридор.

— А, Аркад! — обрадовался Баранов, увидев меня.

Быстрый переход