Филип не задержался в холле; он побежал к лестнице, скользя с разбегу по паркету, натертому миссис Бейнз. В открытую дверь гостиной на втором этаже он увидел стулья в чехлах; фарфоровые часы на камине и те были прикрыты чем-то, точно клетка с канарейкой; когда он пробегал мимо них, они вдруг стали бить, таинственно, приглушенно. На столе в детской был накрыт ужин: стакан молока, бутерброд с маслом, сладкое печенье и маленький кусок пудинга без взбитых сливок. Есть ему не хотелось; он прислушивался, не идет ли миссис Бейнз, не донесутся ли сюда голоса, но комната в подвале держала свои секреты при себе; зеленая дверь выключала тот мир. Он выпил молока с печеньем, не притронувшись к остальному, и вскоре услышал на лестнице тихие, но твердые шаги миссис Бейнз: она была хорошая прислуга и ступала тихо; она была решительная женщина, и поступь у нее была твердая.

Но она вошла не злая; она отворила дверь в его спальню и подобострастно заговорила:

— Ну как, приятно погуляли, мистер Филип? — Потом опустила занавески, положила ему на кровать пижаму и вернулась убрать посуду со стола. — Хорошо, что Бейнз нашел вас. Ваша мама была бы недовольна, что вы гуляете один. — Она оглядела поднос. — Что-то вы плохо покушали, мистер Филип. Аппетита не было? Съели бы пудинг, он вкусный. Сейчас я принесу к нему джема.

— Нет, нет, спасибо, миссис Бейнз, — сказал Филип.

— Вам надо побольше кушать, — сказала миссис Бейнз. Она повела носом, принюхиваясь к чему-то, как собака. — Мистер Филип, это не вы взяли у меня коробочки из корзинки?

— Нет, — сказал Филип.

— Ну конечно, зачем они вам. Я просто хотела проверить. — Она положила руку ему на плечо, и вдруг ее пальцы метнулись к лацкану его куртки, она сняла оттуда крошку розовой глазури. — Ай-яй-яй, мистер Филип, — сказала она. — Вот почему у вас плохой аппетит. Пирожные покупаете? Разве вам на это дают карманные деньги?

— Я не покупал пирожных, — сказал Филип. — Ничего я не покупал.

Она лизнула крошку кончиком языка.

— Не лгите, мистер Филип. Ваш папа этого не терпит, и я не потерплю.

— Не покупал я, не покупал! — сказал Филип. — Они меня сами угостили. То есть Бейнз угостил, — но она так и ухватилась за слово «они». Вот и достигла, чего хотела; это стало ясно ему, хоть он и не знал, что ей было надо. Филипа охватила злоба, тоска и разочарование в самом себе, потому что он не смог сохранить секрет Бейнза. Бейнз не имел права полагаться на него; взрослые должны сами хранить свои секреты. И вот надо же! Миссис Бейнз немедленно доверила ему еще один:

— Ну-ка, дайте я пощекочу вам ладонь, посмотрим, сможете ли вы сохранить секрет. — Но он спрятал руки за спину; он не позволит ей дотронуться до себя. — Я все про них знаю, мистер Филип, вот это и есть секрет — мой и ваш. Она, верно, пила с ним чай?

— А что тут такого? — сказал он, чувствуя всю тяжесть ответственности за Бейнза, чувствуя, как это несправедливо, что жизнь навязала ему и секрет миссис Бейнз, когда он не мог сохранить секрет Бейнза. — Она славная.

— Славная? — повторила миссис Бейнз голосом, полным горькой обиды, необычным для нее голосом.

— И она его племянница.

— Ах, вот он что сказал! — Это прозвучало глухо, как тот неожиданный бой часов под чехлом. Но миссис Бейнз тут же перешла на шутливый тон. — Вот старый греховодник. Не говорите ему, что я все знаю, мистер Филип. — Она замерла между столом и дверью, напряженно думая о чем-то, замышляя что-то. — Обещаете, мистер Филип? Я подарю вам «конструктор»...

Он повернулся к ней спиной; обещать он ничего не будет, но и не скажет.