Он покрутил пальцем у виска.

– Комсорг бы ваши слова точно не одобрила. Оба выслушали бы от нее, чем комсомолец отличается от капиталиста. Устроить вам такое счастье?

Он взглянул на Славку, потом на меня. Улыбнулся. Ударил ладонью по стене вагона.

– Нет, вы бы видели свои лица, – сказал он. – Не бойтесь, парни, не брошу я вас на растерзание Пимочкиной. Тебе, Аверин, и вовсе не к лицу трусить. Ты ж смотрел в дула китайских автоматов! А тут – всего лишь девчонка. Успокойтесь. Так что вы там решили со Светкой?

– А что мы могли с ней решить? – спросил Слава. – Меня она как будто не замечает. Я на ее весы уже столько гирек за последние дни выставил! Толку никакого. Пока Санька рядом нет, то вроде и ничего так: улыбается, что-то рассказывает, слушает меня. А стоит ему появиться – все, нету меня больше.

Пнул ногой кочан капусты.

– Предлагаю оставить Усика в этом вагоне, – сказал Могильный. – Пусть едет в Москву вместе с капустой. Доценту скажем: сбежал парень, не выдержал тягот колхозной жизни.

Аверин сплюнул через борт кузова.

– Не смешно, – сказал он.

– Полностью с тобой согласен, – сказал я.

– Скучные вы, неинтересно с вами, – заявил Пашка. – Не цените вы хорошие идеи.

Он покачал головой.

– Тогда предлагаю разобраться: что есть в Усике такого, чего не хватает в тебе, Славка.

– Э-э-э… чего во мне нет? – спросил Аверин.

– Нет, на вид, так… ты уж прости меня, Сашок, но это в тебе много недостает. Хлипковат ты, но это пройдет: откормим. Может, и подрастешь еще хоть на пару сантиметров. А Славка – уже сейчас парень хоть куда. Пусть и не такой красивый, как я.

– Тоже мне Ален Делон!

– Не обо мне сейчас речь, – сказал Могильный. – Лучше подумай, Слава: что Светка нашла в Усике, чего не увидела в тебе?

– Что?

Парни принялись меня разглядывать.

– Горло у меня больное, – сказал я.

– Э-э-э… не ври.

– Она так считает.

– И что с того? – спросил Пашка.

– Есть девчонки, которым нравится испытывать жалость: к щеночкам, к больным, к мужчинам, – сказал я. – Света Пимочкина одна из них. Ей нравится меня жалеть.

Попытался вспомнить, что читал в интернете (как же мне его не хватало!) о подобных случаях: когда-то специально разбирался в вопросе, чтобы помочь выскочившей замуж за алкаша помощнице.

– Она чувствует свою значимость, когда мне помогает. Ощущает себя хорошей, правильно воспитанной. Ухаживает за мной – доказывает свою «хорошесть» окружающим. Наш комсорг боится, что ее посчитают плохой, доказывает всем и себе обратное. Как-то так. Другого объяснения я не нахожу.

Парни снова принялись меня разглядывать.

Я представил, что они видели: тощего, невысокого паренька, наряженного в сильно поношенные вещички, да и те будто с чужого плеча. Усик, небось, потому и таскал повсюду комсомольский значок, чтобы придать себе каплю солидности. Ладно, я хоть буденовку не надел! Иначе мои соседи по комнате в общежитии точно бы не удержались от истеричного хохота.

– Ну… признаю: тебя есть за что жалеть, – сказал Могильный. – Даже несмотря на здоровое горло.

Посмотрел на Славку.

– А вот тебя, Слава… Ты б хоть лицо жалобное сделал!

– Больно надо, чтобы меня жалели, – проворчал Аверин.

* * *

А вечером наш староста подвернул ногу.