* * *

Я и забыл, какое это блаженство — лежать в ванне! Зажмурил от удовольствия глаза (из воды выглядывало лишь моё лицо и колени). Прислушивался к гулу газового водонагревателя и к шуму всё ещё падавшей в ванну воды. В общежитии я мылся только в душе (в относительно нормальном: в семидесятом году там ещё не бегали и не визжали крысы, как в девяностых). В пятой городской больнице тоже стоял под водной струёй, а не балдел в джакузи. Я догадывался, что секс с комсомолкой мне сегодня не светил. Но чувствовал, как согревались моё продрогшее под дождём тело (а ведь я переживал, что запарюсь в свитере и пальто), и думал: заночевать в квартире Нежиных стоило даже ради одного этого удовольствия — чтобы полежать в тёплой (горячей!) воде.

* * *

Пожертвованная мне Изольдой Матвеевной одежда раньше принадлежала крупному мужчине. Горловина футболки выставляла напоказ мою безволосую грудь, штанины на брюках я подвернул (ремень не позволял штанам с меня свалиться). Королева не предложила мне надеть тапочки, но я на это не обиделся (да и вспомнил, что Нежина сегодня делала уборку). Прошёл в кухню, шлёпая по полу босыми ногами: именно там суетилась хозяйка квартиры (и шумел на плите чайник). Нежина велела мне сесть за стол. Спорить с ней не стал: присмотрел тарелку с печеньем и сушками. Наблюдал за тем, как Альбина заваривала чай (прямо в кружке и только для меня — сама она гонять перед сном чаи, похоже, не собиралась).

— Прекрати кривиться, Усик! — сказала Королева, поставив передо мной чашку с парящим напитком. — Нет у меня другого чая! Пей, какой даю.

Придвинула ко мне тарелку.

— Вон… печенье ешь, — сказала она. — Изольда Матвеевна принесла, пока ты мылся. Велела тебя откармливать: уж очень худым ты ей показался.

— Она замечательная женщина! — сказал я.

Сунул руку в тарелку — схватил печенье. Не боялся показаться жадным или некультурным. Потому что проголодался. Отказываться от еды я не собирался (сейчас бы и подгоревшую гречку слопал, если бы предложили). Нежина уселась за стол, откинулась на спинку стула. Не улыбалась. Но и не хмурила брови. Рассматривала меня, будто видела впервые. Заметил у неё на лбу тонкую сетку морщинок. «Морщины в раннем возрасте появляются на лице у умных женщин, — вспомнилось изречение приятеля из прошлой жизни. — Потому блондинки обычно выглядят моложе». Подумал, что Нежина — необычный экземпляр: думающая блондинка. Вот только не понял, «плюс» это или «минус».

— Ты ей тоже понравился, — сообщила Альбина. — Сказала, что ты маленький, худой, болтливый и хитрый. Но «не гнилой внутри». Говорила: ты непременно станешь большим начальником. Если будешь думать головой, а не… другими частями тела.

— Мудрая у тебя соседка! — пробубнил я с набитым ртом.

Песочное печенье показалось мне шедевром кулинарии — буквально таяло на языке (приходилось одно за другим заталкивать в рот новые порции).

— Усик, ты знал, что этот Белезов из Горького — убийца? — спросила вдруг Королева. — Дарья Степановна сказала, что он у себя в городе задушил пять женщин. Ещё до того, как приехал к нам. Задушил… и изнасиловал. Она говорила, что горьковские милиционеры доказали… его причастность. И он сам признался!

Нежина замолчала.

Она смотрела, как я жую. Словно чего-то ждала.

Я пожал плечами. Но говорить ничего не стал — потянулся к тарелке.

— Саша…

Альбина дёрнула плечами — будто вздрогнула.

— Получается, — сказала она, — он не пытался меня испугать? Он не просто хулиганил или отбирал у меня сумочку.