У входа в харчевню, которая, подобно деревне, не могла похвастаться каким‑либо звучным именем, стоял мальчик лет двенадцати. Всадник наклонился> седле и поманил его.
– Эй, малыш, тут у вас есть стойло?
– Конечно. – Мальчик оценивающе посмотрел на одежду Конана. – Для тех, кто может заплатить.
Взгляд мальчика развеселил Конана. Он хмыкнул, и вынул из кошелька, висевшего у него на поясе, маленькую серебряную монетку, которую бросил мальчику. Тот ловко поймал ее на лету и ухмыльнулся от уха до уха.
– Митра! Да за эти деньги вы можете купить всю нашу конюшню!
– Будет вполне достаточно, если мой конь получит овес и воду, и если его почистят, – сказал Конан. – Кто знает, может быть, для тебя найдется еще одна монетка, если завтра он вдруг окажется чистым.
– Будет сиять ярче солнца, – заверил мальчик. Он подбежал, чтобы схватить поводья.
– Еще минутку подожди, – остановил его Конан. Он снял две тяжелые седельные сумки. При этом он позаботился о том, чтобы золотые монеты в них не звенели. Эти сумки проведут ночь рядом с ним, а не на конюшне – сохранней будут. Конан знал воров. Он и сам был вором.
Мальчик увел коня, а Конан направился в комнату для посетителей.
Внутренняя отделка помещения полностью соответствовала внешнему виду здания. Комната была грязной и полной дыма, который клубился из закопченного камина. Окон не было. Источниками света служили лишь немногочисленные масляные лампы на деревянных столах и щели в низком потолке.
Жирный мужчина в грязном фартуке поспешил Конану навстречу. Широкая улыбка открывала его почерневшие гнилые зубы.
– А, добрый вечер, господин. Чем могу служить? Конан огляделся. Примерно десять человек находились тут, и все они выглядели такими же опустившимися и замызганными, как и сама харчевня. Здесь были, разумеется, смуглые заморанцы, а двое посетителей с глазами, как щели, вероятно, были гирканцы. Две женщины с печальными глазами и усталыми лицами, облаченные в драные шаровары, могли быть только представительницами древнейшего в мире ремесла. И, наконец, на лавке сгорбился еще один человек, маленький, толстый, седоволосый, который посматривал на Конана, как ястреб на змею. Конан спросил хозяина:
– Есть ли в этом притоне что‑нибудь еще, кроме заплесневелого хлеба,
– что‑нибудь съедобное? И еще вино – вино, которое не успело еще стать уксусом?
– Само собой, господин…
– И спальня? – прервал его Конан. – Комната с дверью и замком?
– Митра позаботился о том, чтобы в моей харчевне было все, что вам необходимо, – ответил хозяин и снова продемонстрировал свои гнилые зубы.
Конан проворчал:
– Ну так принеси мне поесть. Я погляжу, распространяются ли милости Митры на твою стряпню. И вино – лучшее, какое у тебя есть!
Человек, казалось, колебался – к какой ступени общества отнести Конана. Прежде чем он успел что‑либо сказать, тот швырнул ему монету. Глаза толстяка расширились, когда в тусклом свете лампы он различил блеск желтого металла. Он спрятал маленький кружок быстрее, чем коршун хватает свою добычу. Потом осторожно приоткрыл кулак – так, чтобы другие не могли увидеть монету. Блеск золота не лгал.
– Золото! – алчно прошептал он, одновременно восхищенный и исполненный благоговейного ужаса. Он тут же сделал попытку куснуть монету, чтобы проверить чистоту благородного металла, однако осуществить это намерение ему помешало состояние зубов. Он взвесил ее на ладони. Когда он судорожно сжал пальцы над мерцающим кружком и недоверчиво обвел глазами своих посетителей, он напоминал жирную крысу.
Конан потянулся. Было слышно, как хрустнули суставы, когда он расправил свои сильные плечи и развел мускулистые руки. |